Джек повесил трубку и засел за шитье.
– знаешь, – заговорил Гарри, – это напомнило мне один случай, когда я был еще пацаном… блядь, эти чертовы мухи! пошли вон, я еще не мертвый! так вот, когда я был пацаном, я подрабатывал вместе с одним парнишкой, мы обмывали трупы, и, знаешь, иногда нам попадались симпатичные телки, ну, значит, прихожу я однажды на работу, а Микки, так звали моего напарника, залез на одну такую милашку. «Микки! – заорал я. – ты что творишь? постыдись!» а он просто взглянул на меня мельком – и дальше наяривать, потом, когда кончил, слез с нее и говорит: «Гарри, я, наверное, уже дюжину их оттянул, это здорово! попробуй, сам поймешь!» «о нет!» – отказался я. правда, потом, когда обмывал одну по-настоящему классную, я не удержался и всунул ей палец, но на большее так и не решился.
Джек продолжал шить.
– а ты бы попробовал, Джек, как думаешь?
– черт, не знаю! откуда мне знать? – отозвался Джек, не отрываясь от работы, и через некоторое время добавил: – послушай, Гарри, у меня была тяжелая неделя, я хочу перекусить и лечь спать, у меня есть лобстер, и, знаешь, может, это смешно, но я люблю есть один, мне не нравится есть в компании, так что…
– что? хочешь, чтобы я ушел? ну, ты расстроен слегка, так что все нормально, я ухожу.
Гарри поднялся.
– не держи зла, Гарри, мы же друзья, давай ими и останемся, мы слишком долго дружили.
– да уж, с тридцать третьего. Вот были денечки! ФДР! НСА! УОР! Но мы все сдюжили, нынешние щенки ничего не знают.
– это точно.
– ну, пока, Джек.
– пока, Гарри.
Джек проводил Гарри до двери, отворил замок и еще некоторое время смотрел вслед уходящему другу, все те же мешковатые штаны, этот парень всегда одевался как кретин.
затем Джек направился на кухню, достал из холодильника лобстера и прочитал инструкцию, к лобстерам всегда прилагается дебильная инструкция, потом он обратил внимание на труп, лежащий возле плиты, нужно было избавиться от тела, кровь под ним уже давно высохла, давно превратилась в жесткую корку на полу, наконец-то из-за туч выглянуло солнце, вечерело, зачинался закат, розовый свет проникал на кухню через окно, можно было разглядеть, как он вползает, медленно, словно гигантское щупальце улитки, тело лежало ничком, лицо повернуто к плите, левая рука вывернута, и кисть выглядывала из-под тела, розовое щупальце улитки коснулось кисти, и кисть стала розовой. Джек посмотрел на кисть, такую розовую, она выглядела совершенно невинной, просто кисть, розовая кисть сама по себе, как цветок, в какое-то мгновение Джеку показалось, что кисть шевельнулась, нет, она не шевелилась, розовая кисть, только кисть, невинная кисть. Джек стоял и смотрел на нее, затем он сел, лобстер был у него в руках, а он не отводил взгляда от кисти, и вдруг он заплакал, бросив лобстера, Джек обхватил голову руками и повалился на стол, он рыдал очень долго, как женщина, как ребенок, как любой другой, затем он встал, побрел в комнату к телефону.
– оператор, соедините меня с полицией, да, я знаю, что звук дурацкий, это в трубке микрофона нет, но мне нужна полиция.
Джек подождал.
– алло, слушайте, я убил человека! трех человек! я серьезно, точно серьезно! пожалуйста, заберите меня, и захватите фургон, чтобы увезти трупы, я сумасшедший, у меня крыша съехала, я не знаю, как это случилось, что?
Джек продиктовал адрес.
– что? а это потому, что микрофон вынут, я разъебал свой телефон.
дежурный продолжал еще что-то спрашивать, но Джек повесил трубку, он вернулся на кухню, сел за стол и обхватил голову руками, он больше не плакал, он просто сидел и смотрел на исчезающее солнце, становилось темно, и Джек подумал о Бекки, затем подумал о самоубийстве и больше не думал ни о чем. упакованный южноафриканский лобстер лежал рядом, Джек так его и не съел.
в тот вечер я уже слегка поднасосался, когда этот парень, что издал пару моих книжонок, спросил:
– Буковски, хочешь познакомиться с Л.?
Л. слыл известным писателем, причем давно, его работы переводились повсюду, в том числе на дерьмо собачье, гранты сыпались со всех сторон, любовницы, жены, премии, романы, стихи, рассказы, картины… проживание в Европе, знакомства со знаменитостями, ну и все такое.
– нет, нахуй, – замахал я на Дженсена. – меня его писанина утомляет.
– да ты так про всех говоришь.
– ну а что, если так оно и есть.
Дженсен уселся напротив и уставился на меня, он любил сидеть и разглядывать меня, ему хотелось понять, почему я такой тупой, да, я тупой, но ведь и луна такая же бестолковая.
– он сам изъявил желание познакомиться с тобой, много слышал о тебе.
– слышал? ну и что, я тоже о нем наслышан.
– ты, наверное, и не подозреваешь, как много людей о тебе говорят, как-то вечером я был у Н. А., и она сказала, что хотела бы пригласить тебя на ужин, знаешь, она якшалась с Л., еще когда он был в Европе.
– серьезно?
– да, они оба знали Арто.
– и она Арто не дала.
– это точно.
– я ее не осуждаю, я ее не домогался.
– слушай, ну сделай мне одолжение, поедем к нему.
– к Арто?
– нет, к Л.
я допил и сказал:
– Поехали.
мы долго тащились из трущоб к дому Л. надо видеть это жилище поэта. Дженсен свернул на подъездную дорожку, она показалась мне не меньше съезда с автострады.
– и этот парень все время вопит о нищете? – вырвалось у меня.
– говорят, он задолжал коммунальщикам восемьдесят пять штук за все это хозяйство.
– бляха-муха!
мы выбрались из машины и встали перед трехэтажным домом. На крылечке стояли качели, в них лежала гитара баксов за 250. Вдруг объявилась толстожопая немецкая овчарка и с рыком поперла на нас, брызгая слюной. Я схватил гитару и стал отгонять псину, ну, не игрой, естественно, а просто отмахивался, пока Дженсен бросился к двери и позвонил.
открылось смотровое окно, и показалась желтая морщинистая физиономия.
– кто вы? – спросила рожа.
– Буковски и Дженсен.
– кто?
– Дженсен и Буковски!
– я вас не знаю.
овчарка прицелилась, прыгнула, ее зубы лязгнули прямо у моей глотки, когда она пролетала мимо, я огрел ее хорошенько инструментом, но она только отряхнулась и вновь закружилась, готовясь к прыжку, шерсть встала дыбом, псина щерилась, показывая мне свои старые желтые клыки.
– Буковски, – продолжал разъяснения Дженсен. – он написал книгу «Орущий под дождем дни и ночи напролет», а я Хиллиард Дженсен – «Нью маунтин пресс».
псина издала последний угрожающий рык, сжалась и уже была готова к прыжку, когда Л. сказал: