Бабуля! Бабуля!
Рейчел медленно вынырнула из глубокого сна без сновидений. Впервые за долгие годы она спала при выключенном свете. В комнате Джейкоба окна закрывали тяжелые темные шторы, как в гостинице, и Рейчел почти сразу же заснула на диване, разложенном рядом с его кроваткой. Лорен была права: диван оказался удивительно удобным. Она и не помнила, когда в последний раз спала так крепко, – ей казалось, это умение из прошлого она утратила навсегда, так же, как разучилась делать колесо.
– Привет, – поздоровалась она.
Она едва различала очертания фигурки Джейкоба, стоящего около ее постели. Их лица оказались почти вровень, его глаза поблескивали в темноте.
– Ты здесь! – Он явно был изумлен.
– Это точно, – подтвердила она.
Рейчел тоже сама себе удивлялась. Лорен с Робом частенько предлагали ей остаться на ночь, но она всякий раз отказывалась сразу же и наотрез, как будто ей воспрещала это религия.
– Дождик, – торжественно объявил Джейкоб.
Она расслышала стук тяжелого затяжного дождя.
В комнате не было часов, но по ее ощущениям было около шести утра – вставать еще рано. С легким испугом Рейчел вспомнила, что пообещала на Пасху пообедать с родителями Лорен. Возможно, она притворится, что ей нездоровится. В конце концов, она осталась у них ночевать, и к обеду все окажутся взаимно сыты обществом друг друга по горло.
– Хочешь забраться ко мне? – спросила она у Джейкоба.
Тот хихикнул, как будто считал, что бабушка не в себе, и вскарабкался на диван. Он заполз на нее и уткнулся лицом ей в шею, теплый и тяжелый. Она прижалась губами к шелковистой коже его щеки.
– Я вот думаю, не…
Рейчел едва успела остановиться, не договорив:
«…не побывал ли тут пасхальный кролик». Джейкоб обязательно спрыгнул бы с дивана и побежал по дому в поисках яиц, разбудив Роба и Лорен, и Рейчел оказалась бы в роли надоедливой гостьи и свекрови, не вовремя напомнившей ребенку про Пасху.
– Я вот думаю, не поспать ли нам еще, – закончила она вместо этого, подозревая, впрочем, что им это вряд ли удастся.
– Не-а, – отказался он.
Его дрогнувшие ресницы мягко пощекотали ей шею.
– Знаешь, как сильно я стану по тебе скучать, пока ты будешь в Нью-Йорке? – шепнула она ему на ушко.
Для Джейкоба это, конечно, не имело никакого смысла. Он не обратил внимания на вопрос и, покрутившись, устроился на ней поудобнее.
– Бабуля, – довольно объявил он.
– Уф, – охнула она, когда он ткнул ее коленом в живот.
Дождь пошел сильнее, и в комнате внезапно похолодало. Рейчел поплотнее закутала их обоих в одеяла и крепче обняла Джейкоба.
– Вот дождик идет, все льет он и льет, и тихо храпит старичок, – запела она ему на ушко. – Он шишку набил, остался без сил, а утром подняться не смог.
– Еще, – потребовал Джейкоб.
Рейчел запела песенку сначала.
Маленькая Полли Фицпатрик проснется сегодня с телом, которое никогда уже не станет прежним. И это вина Рейчел. Джону Полу и Сесилии трудно будет с этим смириться. Потрясение останется с ними на месяцы, прежде чем они наконец, как сама Рейчел, поймут, что немыслимое произошло, а мир не остановился, и люди по-прежнему обстоятельно беседуют о погоде, и по-прежнему бывают уличные пробки и счета за электричество, скандалы со знаменитостями и политические перевороты.
Однажды, когда Полли уже вернется домой из больницы, Рейчел пригласит Джона Пола к себе и попросит описать ей последние мгновения жизни Джейни. Она уже представляла, как именно все пройдет. Его напряженное, испуганное лицо, когда она откроет дверь. Она приготовит для убийцы своей дочери чашку чая, а он сядет за ее кухонный стол и заговорит. Она не отпустит ему грехов, но заварит чай. Она никогда не простит его, но, возможно, и не сдаст полиции, и не потребует от него сознаться. После его ухода она сядет на диван и будет раскачиваться, причитать и выть. В последний раз. Она никогда не перестанет оплакивать Джейни, но это будет в последний раз, когда она станет плакать по ней так.
Затем она заварит в чайнике свежий чай и решит. Примет окончательное решение, что еще нужно сделать, какую цену заплатить – или же на самом деле все уже оплачено.
– Шишку набил, остался без сил, а утром подняться не смог…
Джейкоб заснул. Рейчел бережно сдвинула его с себя и переложила головку на подушку. Во вторник она сообщит Труди, что увольняется из школы. Она не вернется на работу, где может встретиться с малышкой Полли или ее отцом. Это невозможно. Пришло время продать дом, вместе с памятью и болью.
Ее мысли вернулись к Коннору Уитби. Не встретились ли они взглядами на какой-то миг, пока он бежал через дорогу? На миг, когда он угадал ее убийственные намерения и побежал, спасая свою жизнь? Или она это придумала? Этого мальчика Джейни предпочла Джону Полу Фицпатрику.
«Ты выбрала не того мальчика, милая».
Выбери она Джона Пола – и осталась бы жива.
Рейчел задумалась, любила ли Джейни Коннора на самом деле. Предназначался ли Коннор ей в зятья в той выдуманной параллельной жизни, которую ей не довелось прожить? И не обязана ли в связи с этим Рейчел сделать для Коннора что-нибудь приятное в память о Джейни? Например, пригласить на ужин? Она содрогнулась от одной мысли. Нет, только не это. Она не может выключить чувства так же просто и быстро, как закрутить кран. Рейчел по-прежнему видела ярость на лице Коннора на той записи и то, как Джейни отшатнулась от него. Она сознавала – по крайней мере разумом, – что в этой сцене не было ничего особенного: просто обычный мальчик-подросток, жаждущий добиться от девочки прямого ответа. Но это не означало, что она его простила.
Она подумала о том, как Коннор улыбался Джейни в той записи, прежде чем вышел из себя, – искренней улыбкой влюбленного. И вспомнила фотографию из альбома Джейни, ту, где Коннор так тепло смеялся над какой-то ее шуткой.
Возможно, однажды она пришлет Коннору копию этой фотокарточки с запиской. «Я подумала, что вам, возможно, будет приятно иметь этот снимок». Это станет неявным извинением за то, как она обращалась с ним все эти годы. И еще за попытку его убить. Давайте не забывать и об этом. Рейчел поморщилась в темноте, повернула голову и утешения ради прижалась губами к волосам Джейкоба.
«Завтра я зайду на почту и возьму бланк заявления на паспорт. Я навещу их в Нью-Йорке. Возможно, даже отправлюсь в этот чертов круиз на Аляску. Марла с Маком могут поехать со мной. Они не боятся холода».
«Мам, иди-ка ты дальше спать», – посоветовала Джейни.
На миг Рейчел увидела ее потрясающе отчетливо: женщиной средних лет, какой она могла бы стать, уверенной в себе и в собственном месте в мире, властной и любящей, снисходительной и нетерпеливой со своей старушкой-матерью, помогающей ей получить первый в жизни паспорт.