Вскоре я приплыл обратно и разбудил Йемона. Вид у него был совсем никуда. Мы сходили в аэропорт, а затем на автобусе добрались до городка. Забрав наши вещи с корабля в Яхтенной гавани, мы отправились в полицейский участок, где дежурный полицейский играл сам с собой в карты, на которых в страстных позах изображались голые женщины.
Когда Йемон закончил рассказывать, полицейский ухмыльнулся и поднял глаза.
— Слушай, приятель, — медленно проговорил он. — Что я могу поделать с твоей девушкой, если ей кто-то другой по вкусу?
— По вкусу? — воскликнул Йемон. — Черт возьми, ее же силой уволокли.
— Ну да, — отозвался полицейский, по-прежнему улыбаясь. — Я здесь всю жизнь живу и знаю, как на карнавалах девушек уволакивают. — Он негромко рассмеялся. — Ты же сказал, она всю одежду с себя скинула, пока для этой публики танцевала. А теперь говоришь, ее изнасиловали.
Он сделал еще несколько замечаний в том же духе, после чего глаза Йемона засверкали, и он принялся гневно и отчаянно орать.
— Ну вот что! — вопил он. — Если ты ничего не сделаешь, я пойду в тот дом во-от с таким тесаком и прикончу всех, кто мне там под руку попадется!
Полицейскому явно стало не по себе.
— Расслабься, Йемон. Если не кончишь этот словесный понос, в настоящую беду вляпаешься.
— Послушайте, — вмешался я. — Мы только хотим, чтобы вы съездили туда с нами и нашли девушку, — разве мы многого просим?
Полицейский еще немного поглазел на свои карты, словно посредством консультации с изображенными там голыми бабами мог разгадать смысл нашего появления, а также что с нами делать. Наконец он грустно покачал головой и поднял глаза.
— Эх, парни, с вами одни проблемы, — тихо промолвил он. — Никогда ничему не научитесь.
Прежде чем мы успели что-то ответить, полицейский встал и надел пробковый шлем.
— Ладно, — сказал он. — Съездим посмотрим.
Мы последовали за ним на улицу. От его реакции я занервничал и стал почти смущаться беспокойства, которое мы ему доставили.
К тому времени, как мы подъехали к дому, мне уже хотелось выпрыгнуть из машины и убежать. Любой результат наших поисков выглядел одинаково скверно. Возможно, Шено утащили на какую-то другую вечеринку и выставили там напоказ на кровати — белое тело с розовыми сосками, финальный аккорд карнавала. Меня затрясло, когда мы стали подниматься по лестнице. Затем я взглянул на Йемона. Вид у него был как у человека, которого ведут на гильотину.
Полицейский позвонил в дверь, и на звонок отозвалась кроткого вида негритянка, которая нервно топталась на месте и клялась, что не видела никакой белой девушки и ровным счетом ничего про ночную вечеринку не знает.
— Будь я проклят! — рявкнул Йемон. — У вас тут ночью была самая что ни на есть блядская вечеринка, и я отдал шесть долларов, чтобы на нее попасть!
Женщина отрицала все касательно вечеринки. Она лишь признала, что несколько человек действительно спят в доме, но никакой белой девушки среди них нет.
Полицейский спросил, нельзя ли войти и посмотреть. Негритянка пожала плечами и впустила его, однако когда Йемон попытался пройти следом, она возмутилась и захлопнула дверь прямо у него перед носом.
Через несколько минут полицейский вышел.
— Нет там никакой белой девушки, — сказал он, глядя Йемону в глаза.
Мне не хотелось ему верить, потому как не хотелось встречаться лицом к лицу с другими возможными исходами. Все должно было выйти проще простого — найти ее, разбудить и увести. Но теперь проще простого не получалось. Шено могла оказаться где угодно — за любой дверью на острове. Я взглянул на Йемона, ожидая, что он в любой момент взбесится и начнет махать кулаками. Но он тяжело привалился к перилам веранды и, казалось, готов был зарыдать.
— Господи Боже мой, — бормотал он, вперившись взглядом в свои ботинки. Отчаяние его было таким неподдельным, что полицейский положил ему руку на плечо.
— Прости, мон, — сказал он. — Идем отсюда.
Мы съехали вниз по холму к участку, и полицейский пообещал найти девушку, по описанию похожую на Шено.
— Я сообщу остальным, — заверил он. — Она обязательно объявится. — Он по-доброму улыбнулся Йемону. — Ведь тебе там все равно делать нечего, кроме как из-за баб кругами бегать.
— Угу, — отозвался Йемон, Затем он положил на стол плащ и небольшой саквояжик Шено. — Отдайте ей, когда объявится, — попросил он. — Мне неохота с этим по округе таскаться.
Полицейский кивнул и положил вещи на полку в дальнем конце комнаты. Затем он записал мой адрес в Сан-Хуане, чтобы послать весточку, если они ее найдут. Наконец мы распрощались и побрели к «Гранд-Отелю» позавтракать.
Мы заказали ром со льдом и гамбургеры. Ели молча, читая газеты. Наконец Йемон поднял взгляд и непринужденным тоном заметил:
— Она просто шлюха. Не понимаю, почему меня это должно беспокоить.
— Ну и не беспокойся, — сказал я. — Она свихнулась — совсем спятила.
— Ты прав, — кивнул Йемон. — Она шлюха. Я сразу это понял — как только впервые ее увидел. — Он откинулся на спинку сиденья. — Я с ней на Стейтен-Айленд, на вечеринке познакомился. Примерно за неделю до того, как сюда приехал. Только я ее увидел, так сразу себе сказал: «Вот обалденно классная шлюха — типа не из-за денег, а просто чтобы потрахаться». — Он снова кивнул. — Она пришла ко мне домой, и я как бык на нее насел. Она всю неделю у меня торчала — даже на работу не ходила. Я в то время вместе с другом моего брата квартиру делил — пришлось его на кушетку в кухню выселить. Можно сказать, из родного дома его выпер. — Он грустно улыбнулся. — Потом, когда я улетал в Сан-Хуан, она захотела вместе со мной отправиться. Насилу уговорил ее несколько недель подождать.
В тот момент у меня в голове разгуливало сразу несколько разных Шено: маленькая девчушка в Нью-Йорке с тайной страстью и гардеробом от Лорда и Тейлора; загорелая блондинка, бредущая вдоль берега в белом бикини; пьяная, визгливая хулиганка в шумном баре на Сент-Томасе; и наконец девушка, которую я увидел прошедшей ночью, — вот она танцует в тонких трусиках, вовсю трясет грудями, где буквально светятся крупные розовые соски, покачивает бедрами, пока какой-то безумный головорез спускает ей трусики… а затем тот последний взгляд — как она стоит в центре комнаты, на мгновение оставшись в одиночестве, и тот маленький кустик коричневых волос бросается в глаза как маячок на фоне белой плоти бедер и живота… тот священный кустик, бережно взлелеянный родителями, слишком хорошо осведомленными о его ценности и могуществе, посланный в Смитсовский колледж для культивации и некоторого выставления под ветер и непогоду жизни, в течение двадцати лет объект заботы со стороны легиона родителей, учителей, друзей и советчиков, в итоге пересаженный в Нью-Йорк на волю Всевышнего.
Покончив с завтраком, мы сели на автобус до аэропорта. Вестибюль оказался забит жалкими пьяницами: мужчины волокли друг друга в душевые, женщины блевали на пол прямо у скамей, перепуганные туристы чесали языками. Одного взгляда на эту сцену было достаточно, чтобы понять: мы можем проторчать здесь весь день и всю ночь, прежде чем дождемся места на самолете. Без билетов мы могли прождать здесь трое суток. Положение казалось безвыходным.