Он захлопнул дверь, уселся в кресло водителя и повернул ключ в замке зажигания.
— Орех? — поинтересовалась Минналуш и погладила указательным пальцем приборную доску.
— Да. Правда, экземпляр не серийный. С машиной мне повезло.
— «Экс-кей 150» — моя любимая модель. У нее самые крепкие кости и крутящий момент что надо.
Габриель на миг оторвал взгляд от дороги и посмотрел на Минналуш.
— Вы разбираетесь в автомобилях?
— Машины мне просто нравятся, а вот моя сестра прямо помешана на них. Она могла бы работать автомехаником. — Она снова похлопала по приборной доске. — Так откуда у вас эта красавица?
— Нашел в Интернете. Обалдел от восторга и купил не глядя. Признаться, она была не в лучшем состоянии, пришлось делать серьезный ремонт, да и обслуживание обходится недешево. Хотя не надо забывать, что старушке стукнуло уже сорок семь лет.
— Мужчина, умеющий ценить красоту зрелой женщины, — в наше время редкость. И вообще, любая стоящая вещь обходится недешево.
— Воистину так, — пошутил Габриель.
И вдруг понял, что подсознательно ведет машину по направлению к особняку Монк, а ведь ему не полагается знать дорогу. Непростительная промашка.
— Куда сейчас? — быстро спросил он. — Я правильно еду?
— Что? А, да-да. Еще пару кварталов, затем направо. Угловой дом.
Прямо перед особняком располагалась временная автостоянка. Пока Минналуш отпирала парадную дверь, Габриель сунул в щель счетчика несколько монет по одному фунту. Шестьдесят минут. Конечно, целый час его визит не продлится, но на всякий случай лучше подстраховаться.
В прихожей он снова почувствовал особенную смесь ароматов, знакомую ему по вчерашнему вечеру. Какое необычное сочетание! Резкий запах щелока, перебиваемый сладким благоуханием роз и мандаринов. Одно несомненно: это дом, в котором живут женщины.
Минналуш подошла к витой лестнице и, задрав голову, позвала:
— Морриган! Ты дома?
Тишина. Подождав несколько секунд, Минналуш обернулась.
— Жаль, что сестры нет дома. Я бы хотела вас познакомить.
Лестно. И… странно. Габриель не страдал излишней скромностью, но все же чувствовал себя сбитым с толку. Эта женщина не только привела его к себе, но еще и желает познакомить со своей семьей. С чего бы вдруг? Вряд ли Минналуш подпала под его сексуальное обаяние. Она глядела на него тем же изучающим взором, что и вначале, словно энтомолог на интересную особь какого-нибудь чешуекрылого, отчего ему было слегка не по себе. Минналуш, напротив, воплощала собой абсолютное спокойствие. Поразительно, однако, ее, по-видимому, нимало не смущало присутствие мужчины, которого она видела впервые в жизни и который тем не менее часом ранее видел ее совершенно обнаженной.
Габриель покрутил головой.
— Красивая лестница.
— Вы правы, — энергично закивала Минналуш, рыжие локоны шелком скользнули по обнаженному плечу. — Мой любимый архитектурный элемент. Обожаю лестницы. Наверное, я не смогла бы обходиться без лестницы в доме. Мне кажется, это непременный домашний атрибут всякого, кто стремится прожить интересную жизнь. Есть столько восхитительных книг о домах с лестницами — «Унесенные ветром», «Война и мир»…
— «Синяя борода».
— Разумеется. Я и забыла, — улыбнулась Минналуш. — Сюда, пожалуйста.
Она указала на дверь в гостиную.
Комната была еще просторнее, чем ему показалось вчера. Компьютеры выключены, вместо скринсейверов с девушкой и пылающим солнцем в ладонях — пустые черные экраны. Габриель вспомнил еще об одной проблеме: дневник и тот, другой файл, защищенный паролем, — «Ключ Прометея». Как до них добраться?
Тарантул сидел на своем месте, в прямоугольном стеклянном аквариуме, — мохнатый и страшный. По крайней мере, при дневном свете он выглядел реальным существом, а не кошмарной тварью из наркотических галлюцинаций.
Поймав взор Габриеля, Минналуш рассмеялась:
— Сдается мне, вы не слишком жалуете пауков!
— Да уж, точно.
— Этот из Южной Америки. Между прочим, совершенно безвредный.
— Зато уродливый.
— У каждого свое представление о красоте.
Она вдруг сняла крышку с коробочки и вытащила паука. Мохнатое тело чудовища заняло почти всю ладонь Минналуш, длинные лапы балансировали на ее вытянутых пальцах.
Габриель невольно отпрянул.
— Зачем вы его держите? В качестве домашнего животного?
— Скажем так, меня восхищает это создание, как, впрочем, и все остальные волшебные вещи.
— Волшебные?
— Вот смотрите: Голиаф передвигается так мягко, что совсем не оставляет следов. Можете себе представить? Живое существо не оставляет следов на своем пути. Моя сестра любит повторять: что же это, как не настоящее волшебство?
Минналуш поднесла к пауку другую руку. Габриель заметил, что у нее бледно-розовые ладони, а линии на них — глубокие и четкие. С такой линией жизни для нее и сто лет — не предел. Немного помедлив, тарантул осторожно перебрался из правой ладони в левую.
— Я вижу. Голиаф вам совсем неинтересен. — Минналуш сунула руку обратно в аквариум и аккуратно опустила паука на круглые камни. — Позвольте, я похвастаюсь своей коллекцией масок. — Она повернулась лицом к Габриелю, легко коснулась его рукава и показала на стену. — Вот, смотрите. Нравится?
Не очень, подумал он. Выглядят зловеще.
— Где вы их берете?
— Кое у кого покупаю, раз в год сама езжу в Африку.
Габриель обвел взором ряды застывших лиц. Загадочные. Многозначительные. Непостижимые.
— Как получилось, что вы увлеклись масками?
— Я интересуюсь проблемами человеческой личности и ее трансформации.
Так, уже ближе. Исидор говорил, что алхимики занимались трансформацией души. И еще тот абзац из книги, которая лежит в спальне. Дословно он не помнит, но речь, кажется, шла о преобразовании в божественного человека или о чем-то столь же бредовом.
— Создание масок у большинства африканских племен связано с олицетворением духов, особенно духов древних предков. В некоторых культурах — возьмем, к примеру, племя менде из Сьерра-Леоне, маска — инструмент, позволяющий выйти на более высокий уровень. Надевающий маску превращается в духа. Таким образом, процесс представляет собой не символизацию, а трансформацию.
— А я всегда считал, что маски больше нужны для сокрытия, утаивания.
— Действительно, утаивание играет важную роль. Под маской вы можете спрятать свое лицо или надеть чужое. — Минналуш как-то странно на него посмотрела. — Вы, как никто другой, должны это понимать.
— В каком смысле?