У Габриеля екнуло сердце.
— Вы обитаете в киберпространстве, где все прячутся за вымышленными именами, и угадать, кто есть кто, — значит выиграть. Истинное имя человека хранится в строжайшей тайне.
— Согласен. — Габриель все еще не мог прийти в себя. Чтобы скрыть замешательство, он указал на маску с раскосыми глазами, широким носом и злобным оскалом острых зубов. — Мне нравится вот эта.
— У вас хороший вкус. Это очень редкая маска племени макиши из Центральной Африки. Подобные маски используются во время ритуала обрезания, после чего, как правило, их сжигают. К счастью, эту уничтожить не успели.
Габриель протянул руку, чтобы коснуться маски, но Минналуш предостерегла его:
— На вашем месте я бы не стала этого делать.
Его рука застыла в воздухе.
— Почему?
— Говорят, что маски макиши обладают настолько мощной магической силой, что непосвященный может заболеть, если до них дотронется.
— Заболеть?
— Нечестивцу грозят телесные хвори либо умопомешательство.
— Мило. — Габриель медленно опустил руку. — И что, вы верите в эти сказки?
— Кто избегает риска, живет спокойно. — Минналуш насмешливо вздернула бровь.
— Кто избегает риска, живет скучно, — парировал Габриель.
— Верно подмечено.
Минналуш снова устремила на него испытующий взгляд зеленых глаз. Как будто оценивает, подумал он.
— Вам скорее подойдет эта. — Она сняла со стены резную маску сердцевидной формы. — Народность квеле, Габон.
Габриель осторожно взял маску.
— Для чего она используется?
— Для борьбы с колдовством.
Он удивленно поднял глаза. Минналуш мягко улыбалась, ее взор оставался непроницаемым. Габриель еще раз взглянул на артефакт: в отличие от устрашающих клыков маски макиши эта была вырезана довольно тонко.
— Что ж, пожалуй, пригодится. Сколько она стоит?
— Для начала поживите с ней немного, посмотрите, придется ли она вам по душе. Я всем своим клиентам рекомендую привыкнуть к маске, убедиться, что ее соседство им не мешает.
— Очень любезно с вашей стороны. Благодарю.
Отлично, теперь у Габриеля есть повод вернуться в дом, снова пообщаться с Минналуш.
— Хотите чаю? — вдруг спросила она. — В это время дня я обычно завариваю напиток из люцерны и листьев гинкго, который выращиваю сама.
Неаппетитного чая из люцерны Габриелю вовсе не хотелось, но он кивнул.
— Спасибо, с удовольствием.
— Пойдемте на кухню.
Ступив за порог кухни, Габриель оцепенел. На одном из стульев восседал его вчерашний мститель — дьявольский котяра. Взаимная враждебность никуда не исчезла. В ту же секунду, как Габриель заметил животное, кот вскочил, хлеща хвостом по бокам, и устремил на него злобный немигающий взгляд.
— Эй, Бруно. — Минналуш наклонилась и взяла кота на руки. — Чего ты разнервничался?
Габриель с тревогой следил за адским созданием. Кот сжался, словно пружина; казалось, он вот-вот вырвется из рук Минналуш и прыгнет на него, выпустив когти.
— Видимо, я ему не понравился.
— Удивительно, — проговорила Минналуш, почесывая кота за ухом. — Обычно Бруно очень дружелюбен. А-а, понятно. — Она улыбнулась. — Вы оба — самцы. Он просто защищает свою территорию.
Здорово. Как раз то, чего ему не хватало, — конкуренции, и с кем? С котом. Бруно, сверкнув глазами, широко раскрыл пасть и закрыл ее, не издав ни звука. Эффект получился весьма странный.
Габриель кашлянул.
— Значит, Бруно. Я всегда считал, что это имя для настоящего мачо — к примеру, портового грузчика, вышибалы или оперного певца.
— Или мученика, — Минналуш присела на корточки и выпустила животное. Кот немедленно выгнул спину, задрал хвост трубой и отскочил назад, вновь разинув пасть в устрашающем безмолвном рыке. — Мы назвали его в честь Джордано Бруно.
Ее тон ясно давал понять, что Габриель обязан знать это имя. Он промычал что-то нечленораздельное. Минналуш насмешливо скривила губы.
— Джордано Бруно — итальянский мудрец и чародей, которого пытали в застенках инквизиции, а потом сожгли на костре.
Прелестно. Как бы получше ответить? Тут хлопнула входная дверь, и Габриель безошибочно узнал звук — стук брошенной на пол сумки.
— Это сестра, — сообщила Минналуш. — Прошу извинить, я на минутку отлучусь.
Оставшись наедине, человек и кот продолжали с подозрением следить друг за другом. Громко тикали старомодные кухонные часы. Из прихожей доносилось приглушенное бормотание. Габриель различил голоса — повыше, с придыханием, принадлежавший Минналуш, и более низкий по тембру голос Морриган. Слов он разобрать не мог, но точно знал — как если бы стоял рядом с сестрами, — что разговор идет о нем.
И вдруг они обе появились в кухне. Остановились в проеме, загородив его, и на короткий миг Габриелю почудилось, будто его окружили и взяли в плен. В следующую секунду Минналуш прошла вперед и с улыбкой произнесла:
— Габриель, познакомьтесь: Морриган, моя старшая сестра.
Первым, на что он обратил внимание, были глаза. Их сразу заметил бы всякий. Разглядывая фотографии вчера вечером, он получил примерное представление, насколько необычен взгляд Морриган Монк, но встреча лицом к лицу создавала впечатление стократ сильнее. Глаза были потрясающие радужка такой пронзительной, небесной синевы, какой Габриель в жизни не видел, и белоснежные белки. От ее взгляда, однако, мороз подирал по коже. Нельзя сказать, что глаза Морриган были лишены выражения, просто глубина и переливчатость цвета делали его непостижимым. Взор Минналуш заставлял вспомнить океан, взор Морриган — бесконечный космос.
После этого внимание Габриеля привлек кулон на ее шее: буква «М» на серебряной цепочке. Черт возьми, а он-то думал, что разгадал ребус. Итак, теперь по-прежнему неизвестно, которую из женщин он видел во время «скачка».
Морриган была одета в шорты, голубую футболку и теннисные туфли. Ноги у нее, отметил Габриель, просто великолепные. Длинные черные волосы, стянутые в конский хвост, блестящей змеей струились по спине Морриган. От нее слегка пахло летним, выжаренным на солнце потом; на лбу, под челкой, и на скулах поблескивали капельки влаги.
— Как прыгнула? — осведомилась Минналуш.
Она поставила чайник на плиту и принялась греметь чашками и блюдцами.
— Замечательно. В субботу собираюсь повторить. — Глянув на Габриеля, Морриган пояснила: — Прыжки на «тарзанке» — мое хобби.
Габриель поежился. Словосочетание «прыжки на "тарзанке"» вызвало у него неприятные ассоциации с каньонами, мостами и глубокими ущельями. Интересно, откуда можно прыгать в Лондоне?