А если они не оставят ее в покое, свободе конец. Такой исход ее не устраивает. Никак.
Наскоро перекусив, Айслинн ушла к себе и плотно прикрыла дверь.
Собственная комната никогда не была для нее убежищем. И отражением личности не была, как девичья спаленка Рианны или жилище Сета. Обычная комната, место для сна.
Ее дом был у Сета. Ее дом — Сет...
Здесь были, правда, кое-какие вещи, важные для нее и создававшие ощущение дома: сборники стихов, принадлежавшие некогда маме, черно-белые фотографии с выставки в Питсбурге. В тот день бабушка удивила Айслинн: разрешила прогулять школу и взяла с собой в музей Карнеги. И это было замечательно.
На стенах висели и несколько собственных работ Айслинн, которые бабушка отдала увеличить к ее прошлому дню рождения. Глядя на одну из них — снимок железнодорожной станции, — Айслинн всегда улыбалась. Заняться фотографией она решила, заинтересовавшись, не удастся ли заснять фэйри. Раз их видно через объектив, почему бы им и на пленке не получиться? Увы, не запечатлелись ни разу. Но сам процесс съемки доставил ей столько удовольствия, что о неудаче она не сожалела.
Вот и все приметы ее личности... вернее, мимолетные отражения. Таким же мимолетным отражением порой казалась сама жизнь — в которой любой шаг, любое дело Айслинн подвергались жесткому предварительному планированию.
Сосредоточенность. Выдержка...
Погасив свет, она легла в постель, набрала номер на мобильнике.
Сет ответил после первого же звонка.
— Уже соскучилась?
— Немножко. — Айслинн закрыла глаза, устроилась под одеялом поудобнее.
— Все хорошо?
Голос его звучал несколько напряженно, но из-за чего, спрашивать она не стала. Не хотелось говорить о плохом.
— Расскажи мне сказку, — тихо попросила Айслинн. С ним и плохое становилось не слишком страшным.
— Какую?
— Такую, чтобы мне приснились светлые сны.
Он засмеялся, тихо и влекуще.
— А поточнее о снах можно?
— Удиви меня.
Айслинн закусила губу. Что она делает? Не надо заигрывать, пока не перешла черту, из-за которой уже не вернешься.
С минуту он молчал, в трубке слышалось дыхание.
— Сет?
— Я здесь. Однажды, давным-давно, жила-была девушка... — начал он тихо и неуверенно.
— Не принцесса?
— Нет. Это точно. Для принцессы она была слишком умна. И сильна духом.
— Да?
— Да. Не поверишь, насколько сильна.
— А потом она жила счастливо?
— Обойдемся без середины истории?
— Я всегда сразу заглядываю в конец. — Ей хотелось услышать его «да», поверить хотя бы на минуту, что все кончится хорошо. — Она была счастлива?
Он ответил без колебаний:
— Да.
Оба надолго замолчали. Айслинн слушала его дыхание в трубке, шум уличного движения. Сет шел домой. Она уже не раз так и засыпала — с телефоном в руке, радуясь ощущению близости Сета.
Он спросил:
— Я не сказал, что она была еще и сексуальна?
Айслинн засмеялась.
— Такая красавица... — Он сделал паузу, раздался знакомый скрип вагонной двери. — Что на ум приходят совсем другие сны.
— Ты дома? — Айслинн услышала, как дверь со скрипом закрылась, звякнули о стойку ключи, с шорохом упала куда-то куртка — на стол, наверное. — Тогда я тебя отпускаю.
— А если я не хочу? — спросил он.
Прошел в спальню, зазвучала музыка — что-то джазовое. Сердце у Айслинн забилось быстрее, когда она представила себе, что он тоже ложится в постель. Понизив голос, она сказала:
— Спокойной ночи, Сет.
— Опять сбегаешь, значит. — Стукнул о пол сброшенный ботинок.
— Не сбегаю.
Второй ботинок.
— Правда?
— Правда. Просто я... — Айслинн не договорила. Не хотела лгать.
— Может, тебе стоит бежать помедленнее, чтобы я мог догнать? — Он выжидающе умолк.
Он умолкал так все чаще в последнее время — после того, как говорил слова, побуждающие Айслинн признать наконец, что их связывает не только дружба.
Она не ответила, и Сет закончил:
— Сладких снов, Эш.
Какое-то время она лежала с трубкой в руке и думала о его предложении. Нет уж, это ей не нравится. Совсем не нравится.
Потом она улыбнулась. Сет считает ее умной и сексуальной...
Так, с улыбкой на губах, она и уснула.
(Ши) переменчивы в своем обличье; могут стать большими или маленькими, принять любой вид, какой вздумается;… много их, как травинок в поле. Они повсюду.
Августа Грегори.
Видения и верования запада Ирландии (1920).
На следующее утро Айслинн увидела фэйри прямо под дверью школы. С необычайно серьезным видом они наблюдали за всеми, кто входил и выходил.
Целая толпа обнаружилась и внутри, возле кабинета директора. Это было невероятно. Они никогда не входили в школу — то ли из-за стальных шкафчиков в раздевалке, то ли из-за множества священных предметов, то ли из-за всего сразу. Айслинн не знала, что и думать.
К своему шкафчику она подошла в полной растерянности. Не должно их тут быть... есть же правила. Школа — безопасное место.
— Мисс Фой!
Айслинн обернулась. Она увидела отца Майерса и того, кого меньше всего ожидала здесь встретить.
— Кинан? — пролепетала она.
— Вы знакомы? — Отец Майерс просиял. — Это хорошо. Очень хорошо.
И повернулся к двум другим — тоже видимым — фэйри, стоявшим рядом. На первый взгляд оба казались молодыми, чуть старше ее самой. Но Айслинн тут же заподозрила, что один из них, повыше ростом, на самом деле старик. Слишком уж церемонно он держался. Длинные густые волосы, заплетенные в косу, отливали под личиной серебром, на шее виднелась крохотная черная татуировка-солнце. У второго, пониже, были каштановые, коротко остриженные волосы. Лицо неприметное... если не считать длинного шрама, протянувшегося от виска до угла рта.
Отец Майерс заявил обоим:
— Айслинн — одна из лучших наших учениц. Расписание у нее такое же, как у вашего племянника. Она поможет ему освоиться.
Айслинн старательно прятала взгляд от Кинана, который смотрел на нее ожидающе, и боролась с желанием удрать. Тут из-за спины отца Майерса вышли еще несколько фэйри.
Один, с кожей как древесная кора — сероватой, в трещинах, — встретился глазами с Кинаном.