Молодые люди вспоминали роскошные филадельфийские гулянья. Андре с упоением рассказывал Исаву об одном из них, устроенном по случаю отъезда генерала Хоу. Длившееся сутки, оно было самым дорогим в истории города.
— Праздник начался с водного представления. — От избытка чувств Андре размахивал руками. — Дамы и кавалеры плыли по реке в красиво украшенных лодках, играл оркестр, развевались флаги. У Ореховой рощи все сошли на берег — там мы подготовили поле для рыцарского турнира. У нас имелось семь рыцарей Прекрасной Розы и семь рыцарей Горящей Горы. Они должны были сражаться друг с другом, облачившись в сверкающие доспехи. Само собой, бой был бескровным… Просто развлечение. И, представьте, повсюду — дамы в турецких костюмах!
Исава позабавило то, с каким увлечением его собеседник описывал праздник.
— После поединка были танцы, азартные игры, еда и напитки. Все помещения устроители обставили в современном стиле, лишь зал для азартных игр декорировали а-ля Древний Египет. Вечерний банкет поражал великолепием — четыреста тридцать гостей! А потом мы снова танцевали, играли, пили. В четыре часа утра начался фейерверк! — Бурно жестикулируя, Андре попытался изобразить множество взрывающихся в небе огней. — Вот как, мой дорогой мистер Морган, следует жить: веселиться, радоваться, танцевать. — А не… — Он потянулся за своим мокрым мундиром. — Заниматься этой ужасной войной.
Исав прыснул.
— Так могла бы сказать одна моя знакомая. Большую часть времени она проводит на балах.
— Вы имеете в виду Мерси?
Исав не мог скрыть своего изумления.
— Я знаю о ней от Пегги, — поспешил объясниться Андре. — Она ее боготворит. Пегги рассказала мне и о вас с Мерси… немного, вряд ли ей много известно… Просто упомянула, что вы хотели бы других отношений.
В облике Андре, в его манере держаться сквозила такая сердечность, что Исав не только не смутился, но и сам вкратце изложил историю своих отношений с Мерси.
— У меня в жизни тоже была своя Мерси. — Лицо Андре омрачилось, а голос приобрел задумчивые нотки. — Ее звали Онора. Умом она не блистала, зато с лихвой компенсировала этот недостаток красотой. Я по ней с ума сходил! Писал любовные письма на нескольких листах, рисовал всякую ерунду на полях, сочинял сонеты! Мне помогала ее сестра, Анна, — она была полной противоположностью Оноры, умная, но некрасивая. Мы с ней переписывались, все думали, как завоевать сердце Оноры. Но прекрасную Онору интересовала только одна вещь, которой у меня как раз не было, — деньги. Не было у меня и перспектив их получить. А когда я заговаривал о том, чтобы отказаться от своей отвратительной работы…
— Вы работали на какого-то коммерсанта?
— Мой отец был торговцем, а я вел его счета.
— И я! — воскликнул Исав.
— Как я это ненавидел! — продолжил задумчиво Андре. — Вечно рисовал картинки на полях счетных книг. Отца это приводило в ярость.
— Только в этом и отличие. Мне нравится вести счета и возиться с документами.
Андре пожал плечами.
— Каждому свое. А я люблю искусство: литературу, театр, живопись. Но за это мало платят… Так что Онора меня бросила. И я записался в армию. По мне, это куда увлекательнее, чем сидеть со счетами и накладными.
— Пегги показывала одну вашу работу. Наброски ее портрета. У вас неплохо получается.
Андре лишь повел плечами.
— Похоже на то, но в этом нет ничего выдающегося.
— Да, пока я не забыл… — спохватился Исав и потянулся за сумкой, в которой лежало письмо от Арнольда.
Андре его тотчас вскрыл.
— Оно зашифровано, — пояснил Исав.
— Разумная предосторожность.
Андре сложил письмо и стукнул им по своей ладони.
— Генерал требует, чтобы ему выложили за измену кругленькую сумму.
Видимо, это следовало из предыдущих писем Арнольда.
— Он состоятельный человек, — сказал Исав, — и он лишится всего, если перейдет на вашу сторону.
— Скорее всего, временно, — ответил Андре. — Как только мятеж подавят, он вернет свое состояние. Между тем Арнольд настаивает на очень серьезных суммах — похоже, он не верит в то, что мы совладаем с бунтовщиками.
— Я знаю Арнольда не первый год. Он агрессивен. Потому-то он и стал хорошим генералом. Он выжмет из вас все, до последней капли, причем сделает это здесь и сейчас. И только после этого будет выстраивать свои действия.
— Верно подмечено, — улыбнулся англичанин. — А вы, Исав? Чего хотите вы?
— В моем положении просить не приходится. Я мелкая сошка, мне нечего предложить королю.
Андре сунул письмо в сумку.
— Нам приходилось иметь дело с куда менее информированными людьми, — возразил он, — и они без колебаний просили вознаграждения за свою верность королю Георгу. Так чего желает Исав Морган?
— Моя верность не продается, — ответил молодой человек. — Речь идет о моей доброй воле.
Однако Андре выжидающе молчал.
— Я всегда хотел одного: жить в мирной и спокойной стране — там, где я смогу заработать на достойную жизнь, создать семью, радоваться бытию. Когда я поехал учиться в Англию, мне думалось, что до счастья рукой подать. По возвращении я должен был жениться на Мерси, войти в семейное дело, жить в верной Англии семье, наблюдать за тем, как богатеет колония. Моя мечта оказалась химерой. Быть может, вернувшись в Англию, я сумею начать все сначала. Быть может, у меня получится зачать новую мечту. Хотя я уже и не молод.
— У вас душа поэта, Исав Морган. В этом мы схожи. К несчастью, люди нашего типа редко находят то, что ищут. Порой я сожалею, что не могу быть таким, как генерал Арнольд. Он хватает все, до чего может дотянуться, и не занимается пустыми мечтаниями. Когда война закончится, владеть миром будут такие, как он, а у нас с вами останутся только мечты.
И вот наконец Бенедикт Арнольд предстал перед судом. Он опровергал одно обвинение за другим, произносил пространные речи, иной раз голос его дрожал от ярости и возмущения. По трем из пяти пунктов обвинения он был оправдан. По четвертому пункту обвинения было признано, что он поступил не самым благоразумным образом; по пятому, наиболее незначительному, его признали виновным (с оговоркой — без злого умысла). Суд приговорил Арнольда к очень мягкому наказанию — выговору главнокомандующего. В своем письме Вашингтон не преминул упомянуть о безупречной службе Арнольда.
Но генерал не желал прощать. Его репутация серьезно пострадала. В самом факте выговора он усмотрел следующее: солдат беззащитен перед подлостью политиков. После суда Арнольд твердо решил карабкаться вверх по карьерной лестнице; причем он намеревался добиться своего во что бы то ни стало — если не в американской, то в английской армии. Арнольд вел переговоры не только с Джоном Андре, от Вашингтона он добивался перевода в действующую армию.