— Ну, не знаю, что ты будешь делать.
— Если бы папа был дома, я пошла бы к нему и попросила купить мне новую пару, прежде чем магазин закроется. Но он вернется домой слишком поздно. Я попрошу его в понедельник… а в церковь завтра не пойду. Притворюсь больной, и тетушке Марте придется позволить мне остаться дома.
— Это будет ложь, Фейт! — воскликнула Уна. — Ты не можешь этого сделать. Ты же понимаешь, как это было бы ужасно! Что сказал бы папа, если бы узнал? Разве ты не помнишь, как он говорил с нами после маминой смерти и сказал, что мы всегда должны быть правдивы, пусть даже мы не оправдаем его ожиданий в других отношениях. Он сказал, что мы не должны ни лгать, ни притворяться… он сказал, что верит в нас. Ты не можешь притвориться больной, Фейт! Просто надень полосатые чулки. Ведь это только один раз. В церкви их никто не заметит. Это совсем не то, что в школе. И к тому же твое новое коричневое платье такое длинное, что их почти не будет видно. Как это хорошо, правда, что тетушка Марта сшила его тебе на вырост, хотя ты была ужасно недовольна, когда она его закончила?
— Полосатые чулки я не надену, — повторила Фейт. Она вытянула свои голые белые ноги, встала с могильной плиты, медленно прошла по мокрой холодной траве к слежавшемуся снегу в углу кладбищенской ограды. Там, стиснув зубы, она встала на снег и замерла.
— Что ты делаешь? — в ужасе закричала Уна. — Фейт, ты простудишься насмерть!
— Это я и пытаюсь сделать, — ответила Фейт. — Надеюсь, что я очень сильно простужусь и буду завтра ужасно больна. Тогда это не будет притворством. Я собираюсь стоять здесь долго — столько, сколько смогу вытерпеть.
— Но, Фейт, ты можешь действительно умереть. Ты можешь схватить воспаление легких. Пожалуйста, Фейт, не надо. Пойдем в дом и найдем что-нибудь, что ты сможешь надеть и обуть. О, вот идет Джерри! Как я рада! Джерри, заставь Фейт вылезти из сугроба. Посмотри на ее ноги.
— Ого! Фейт, что ты вытворяешь? — строго спросил Джерри. — С ума сошла?
— Нет. Уходи! — отрезала Фейт.
— Значит, ты себя за что-то наказываешь? Если так, то это неподходящее наказание. Ты заболеешь.
— Я хочу заболеть. Я не наказываю себя. Уходи.
— Где ее туфли и чулки? — спросил Джерри, обращаясь к Уне.
— Она отдала их Лиде Марш.
— Лиде Марш? Зачем?
— Потому что у Лиды не было ни чулок, ни туфель… и у нее так замерзли ноги. А теперь Фейт хочет заболеть, чтобы ей не пришлось идти завтра в церковь в полосатых чулках. Но, Джерри, она может умереть!
— Фейт, — сказал Джерри, — вылезай или я вытяну тебя силой.
— Тяни! — отвечала Фейт с вызовом.
Джерри бросился к ней и схватил ее за руки. Он тянул ее в одну сторону, а она его — в другую. Уна забежала сзади и толкала Фейт в спину. Фейт ругала Джерри, требуя, чтобы он оставил ее в покое. Джерри ругал ее, требуя, чтобы она не сходила с ума. Уна плакала. Они отчаянно кричали возле самой ограды кладбища, отделявшей его от дороги. Проезжавшие мимо Генри Уоррен и его жена слышали и видели эту сцену. Так что очень скоро весь Глен узнал, что дети священника устроили ужасную драку на кладбище и употребляли при этом самые неприличные выражения. Тем временем Фейт позволила брату и сестре вытянуть себя из сугроба: ступни у нее так болели, что она в любом случае не смогла бы стоять на снегу дольше. Они дружно вошли в дом и отправились в постели. Фейт спала сном праведника и утром проснулась без малейшего признака простуды. Она чувствовала, что не может притвориться больной, после того как Уна напомнила ей о том давнем разговоре с отцом. Но она была все так же полна решимости не надевать в церковь эти отвратительные полосатые чулки.
В воскресную школу Фейт отправилась очень рано и села на дальнем конце задней скамьи в углу еще пустого класса. Благодаря этому маневру ужасная истина не открылась никому до тех пор, пока после занятий Фейт не покинула классную скамью у двери, чтобы перейти в церковь и сесть на скамью, отведенную семье священника. В церкви уже присутствовало не менее половины прихожан, и все, кто сидел у прохода, видели, что дочь священника была в ботинках, но без чулок!
Новое коричневое платье Фейт, которое тетушка Марта сшила по какой-то древней выкройке, казалось нелепо длинным для нее, но все же не доставало до голенищ ее ботинок, и можно было видеть добрых два дюйма голых белых ног.
Фейт и Карл сидели на скамье вдвоем: Джерри ушел на галерею к приятелю, а Уну позвали к себе Нэн и Ди. Дети мистера Мередита часто «рассаживались по всей церкви» таким образом, и многие прихожане находили это весьма неприличным. В частности, галерея, где собирались безответственные подростки — было доподлинно известно, что они шепчутся там, и имелись кое-какие основания подозревать, что они жуют табак во время службы, — была неподходящим местом для сына священника. Но Джерри терпеть не мог отведенную Мередитам скамью почти возле самой кафедры, где они оказывались под пристальным наблюдением старосты Клоу и его семейства, сидевших у них за спиной. Он обычно пересаживался куда-нибудь всякий раз, когда появлялась такая возможность.
Карл был поглощен наблюдениями за пауком, плетущим на окне паутину, и не обратил внимания на голые ноги Фейт. И отец, с которым она возвращалась домой после церкви, тоже ничего не заметил. Фейт успела надеть так ненавидимые ею полосатые чулки еще прежде, чем домой вернулись Джерри и Уна, так что довольно долго никто из обитателей дома священника не знал о том, что она ходила в церковь с голыми ногами. Но никто, кроме них, в Глене св. Марии не остался в неведении относительно ее ужасной выходки. Те немногие, кто не видел, скоро услышали. Прихожане не говорили ни о чем другом на пути домой из церкви. Вдова Алека Дейвиса заявила, что именно этого она ожидала и что скоро кто-нибудь из детей священника явится в церковь нагишом. Глава дамского благотворительного общества приняла решение поднять этот вопрос на следующем заседании и предложить обществу отправиться в полном составе к мистеру Мередиту, чтобы выразить протест. Мисс Корнелия сказала, что она сдается и впредь не собирается беспокоиться о детях священника, поскольку это бесполезно. Даже жена доктора Блайта была немного шокирована, хотя относила произошедшее исключительно на счет забывчивости Фейт. Сюзан не могла немедленно начать вязать чулки для Фейт, так как было воскресенье, но начала новую пару на следующее утро, пока все в Инглсайде еще спали.
— Мне совершенно ясно, что это все вина старой Марты, миссис докторша, дорогая, — сказала она Ане. — Я полагаю, что у бедного ребенка нет приличных чулок. Вероятно, все ее чулки были в дырках, как это обычно бывает, — вы же знаете. И я думаю, миссис докторша, дорогая, что лучше бы дамы из благотворительного общества связали этим детям чулки, чем ссориться из-за нового ковра, который они хотят положить на возвышении у церковной кафедры. Я не состою в благотворительном обществе, но свяжу Фейт две пары чулок из хорошей черной пряжи, так быстро, как только смогут работать мои пальцы, и в этом вы можете быть уверены. Никогда не забуду, какие чувства я испытала, миссис докторша, дорогая, когда увидела, как ребенок священника идет по проходу нашей церкви без чулок. Я просто не знала, куда глаза девать.