Что ж, такой богатый выбор безумно радует. Целых четыре или пять вариантов! Только бы Грейвс не потерял сознание. Кто мне тогда покажет дорогу?!
— Отлично! — Я вновь попыталась обратиться к здравому смыслу, но в очередной раз потерпела поражение и вернулась к первоначальному плану. — Мне надо забрать сумку. Потом будем выбираться отсюда на автобусе, желательно, следующим на восток. Ходят ли какие-нибудь автобусы так поздно?
— Пятьдесят третий маршрут, — ответил он, кивая головой. Волосы упали на его лицо, на котором — не поверите! — нос побелел от пережитого ужаса. — Автобус ходит всю ночь напролет, даже если идет снег. Я покажу тебе остановку.
Покажет остановку!
Я сделала осторожный шажок в сторону выхода и оглянулась. Грейвс качнулся вслед за мной. Так, у меня есть около двадцати минут, прежде чем придется тащить его на себе.
Давай, Дрю, шевелись!
— Отлично, — повторила я устало. — Пошли, Грейвс, нас с тобой ждут великие подвиги!
Нам повезло — автобусы ходили по маршруту. С надетыми на колеса цепями, чтобы не скользить по заснеженным дорогам, медленно, как черепашки, они ползали согласно ночному расписанию. Нам даже не пришлось долго ждать пятьдесят третий маршрут: автобус подъехал, как только мы вышли из торгового центра и доплелись по центральной улице до остановки.
Мы ничем не отличались от остальных пассажиров, дрожащих от холода и торопящихся поскорее добраться до дома. К тому же водители автобусов не присматриваются к пассажирам, если те не ведут себя чересчур вызывающе. С таксистами подобный номер не пройдет — эти ребята чрезвычайно любопытны и наблюдательны! А в нашей ситуации излишнее внимание ни к чему.
Ноги совсем замерзли в хлипких ботинках, но береженого Бог бережет, поэтому я задержалась на углу улицы, вглядываясь в очертания дома, вырисовывающегося в темноте. Грейвс в изнеможении навалился на меня. В автобусе он держался из последних сил, но теперь у него беспомощно повисла голова, беспорядочные пряди слипшихся кудрей скрыли молочно-бледное лицо, зрачки глаз снова стали размером с тарелку, а губы посинели.
Перед домом на лужайке лежал девственно чистый нетронутый снег. Грузовика как не было, так и нет. В гостиной горел свет — одинокий яркий огонек в тусклом мерцании ночного города. С темного неба падали, кружась в танце, белые, огромные как хлопья снежинки.
Мы оба вывалились в снегу с ног до головы. За два квартала до дома Грейвс начал заваливаться в сугроб головой вперед, но я успела его подхватить. Пришлось тащить беднягу на себе, да еще по проезжей части, поскольку снегоочистители возвели на тротуарах горы снежных глыб вперемешку с грязью. Под ногами хрустел песок, рассыпанный на заледеневшей дороге. Наши следы занесет за полчаса, а то и раньше.
Способны ли оборотни унюхать след во время снегопада? Особенно если след кровавый? Не сомневаюсь, проклятые твари могут многое! От этих мыслей по телу прошел озноб. Думать не хочется, кого искали огненная собака и оборотень. Ведь ответ напрашивается сам собой.
Озарение снизошло на меня в автобусе, когда с одной стороны я ощущала прохладную тяжесть пистолета в кармане, а с другой на меня навалился обессиленный Грейвс, который при каждом повороте автобуса непроизвольно дергал головой.
Кажется, в доме нет непрошеных гостей и выстрелы не привлекли внимания любопытных соседей. Наверняка снег заглушил звуки, вот к дому никто и не подходил. Даже стало любопытно, когда бы нашли мой хладный труп, добейся зомби своей цели?
К переднему крыльцу незаметно нам не прокрасться, а обходить дом и пробиваться через сугробы к задней двери не было никакого желания. Во-первых, мне неприятно видеть лишний раз разбитую в щепки дверь, через которую ломился зомби. Во-вторых, с каждой секундой Грейвс наваливался на меня все больше. Вести его под руку еще можно, но если он потеряет сознание, тащить долговязого парня до дома будет тяжеловато. То еще удовольствие!
— Ну, пошли, — пробурчала я не очень-то ласковым тоном.
Сначала нам пришлось перевалить через огромный сугроб на нечищеной подъездной дорожке к дому, а потом по колено в снегу пробираться к крыльцу. Каждый шаг давался с трудом. Из носа текли сопли, щеки горели, пальцы превратились в толстые замороженные сосиски.
А тут еще Грейвс издал подозрительный утробный звук, будто вот-вот намеревался потерять сознание.
Бедняга! Наверное, у него нестерпимо болит плечо. Укусы оборотней обычно очень болезненны. Они вцепляются в жертву мертвой хваткой, и Грейвсу еще повезло, что рука полностью не потеряла подвижность. Правда, ее все равно пришлось запрятать в карман плаща, чтобы ладонь не болталась, как неживая, а сам парень не слишком напоминал чудовище Франкенштейна. Рана под повязкой не переставала кровоточить — я проверила ее, как только мы сошли с автобуса. Хорошо, что Грейвс до сих пор не обратился в зверя, но очень плохо, что он пребывает в почти бессознательном состоянии.
Я порылась в кармане в поисках ключей и в отчаянии прошипела:
— Держись, солдат, не смей терять сознание!
Лямка сумки больно впилась в одно плечо, а на второе давила здоровая рука Грейвса. Я чувствовала себя Атлантом, держащим небо, и устала так, что хуже не бывает. Болело абсолютно все: спина, бока, ноги, руки. При каждом вдохе меня пронзала острая боль.
Наконец-то удалось отыскать замочную скважину. После двух попыток, которые сопровождались потоком грязных ругательств, мне удалось открыть замок. Я широко распахнула дверь и уловила смрад, оставшийся от разлагающегося зомби. Впрочем, уже не настолько сильный, особенно учитывая, какой дрянью несло от нас самих. Дом наверняка проветрился через дыру в задней двери.
Грейвс на пороге споткнулся. Я прислонила его к стене, закрыла дверь на замок и, взяв наизготовку пистолет, обошла все комнаты, как учил папа. Мы с ним тренировались в каждом новом доме, обследуя удобные позиции для укрытия и ведения ответного огня по потенциальному противнику. Иногда я одна занималась обходом, а папа засекал время на секундомере. Когда мы вселились в этот дом, я обошла его на скорость три или четыре раза — достаточно, если занимаешься подобным делом годами.
В гостиной царил беспорядок. Единственным напоминанием о зомби служили лохмотья грязной одежды да россыпи черного пепла, которые горкой лежали на ковре. На стене остались следы от пуль, один из которых я даже не заметила в тот жуткий день.
Немного шпаклевки, сверху замазать краской, и никто ничего не заметит.
Вздрогнув от нахлынувших воспоминаний, я горестно вздохнула и снова чуть не расплакалась. Опять потекли сопли. Я вытерла их мокрым рукавом куртки и продолжила осмотр дома.
В полумраке кухня казалась незнакомой, к тому же она сильно выстудилась. Задняя дверь висела на петлях, а посредине зияла огромная пробитая дыра. Кажется, в гараже есть фанера — надо забить дыру и завесить одеялом, чтобы не так сильно дуло. На закрытой веранде было темно и холодно, а пахло, как в земляном погребе. Удивительно, но стеклянная дверь осталась целой. Правда, в открытую щель набилось немало снега. Пришлось навалиться всем телом на дверь, прежде чем она закрылась. Подпереть бы чем, да под руками нет ничего подходящего. Одна надежда, что к утру ее занесет снаружи снегом и она не откроется, если повезет. И потом я еще второй этаж не осмотрела. Вдруг придется удирать из дому, а дверь закрыта или подперта?!