— Жуть, — фыркнула Бернадетта.
Мне весь поход было жутковато. И ночь на деревянном помосте, окруженном кто знает кем, меня вовсе не прельщала. Вампиры нуждаются во сне даже больше смертных, для поддержания иммунной системы.
Хоффман говорил о каком-то сецессионе — процессе естественного изменения окружающей среды. Если в болоте нарастает торф, болото превращается в заросли кустарника, а потом и в лиственный лес.
— Болото остается болотом благодаря естественным пожарам, — говорил он. — Торф сгорает, остаются открытые озера. Не будь пожаров, это место уже превратилось бы в лес.
Только что я пребывала в полусне, краем уха слушая лекцию, слегка недовольная перспективой, по моему мнению, поджидавшей меня впереди. В следующий миг мы все полностью проснулись от визга Джейси.
Она увидела это первой: близко к берегу, среди «золотых дубинок», плавало что-то темное.
— Что? Что? — переспросила Джейси и снова завизжала. Потом завизжал еще кто-то.
Я села, но другие каноэ загораживали мне вид. По мере дрейфования лежавшее в воде открылось мне во всей красе — разметавшаяся по поверхности темная одежда и темноволосая голова. Тело выглядело ужасно неуместным. Оно выглядело неправильно.
Профессора вытащили мобильники. Сигнала ни у кого не было. Тогда они достали карты, пытаясь определить наше местоположение и отыскать наилучший путь к месту, где телефоны заработают.
— Джейси, как ты? — спросил профессор Райли.
Она согнулась пополам, тяжело дыша. Позже она сказала мне, что старалась удержать рвоту.
Хоффман велел второй девочке в каноэ Джейси взяться за весло.
— Остальные — гребем все.
Мы развернули каноэ, и Хоффман повел нас обратно к тому месту, где их спустили на воду. Мы развили вдвое большую скорость, чем в начале похода.
Время от времени я поглядывала на Джейси, дабы убедиться, что с ней все в порядке, но видела только ее спину. Она по-прежнему сидела, согнувшись, склонив голову так, чтобы не видеть ничего за бортами каноэ.
Бернадетта тоже все поглядывала на Джейси, и я слышала, как она что-то неразборчиво произнесла.
— Что ты сказала? — спросила я.
— Джейси выглядит, как шестерка Мечей, — ответила она, сидя вполоборота.
Я вспомнила изображение на карте Таро: женщина в плаще, наклонившаяся вперед в плоскодонке, за ее спиной перевозчик с длинным шестом, толкающий их к берегу, а перед ней шесть мечей, удерживающих ее на месте. Бернадетта говорила, что эта карта означает бегство.
Когда мы достигли пристани, все были вымотаны. Профессор Хоффман позвонил в 911, а профессор Райли вызвал автобус, чтобы забрать нас. Мы были надолго сыты дикой природой.
Остальные студенты держались непривычно тихо. Никто не хотел говорить о том, что мы видели, до тех пор пока не станет известно, что же мы видели на самом деле, но при этом не могли думать ни о чем другом. Когда автобус прибыл и мы направились обратно в кампус, Райли настоял на том, чтобы остановиться на бензоколонке, но никто не ел много.
Кампус и наша общага выглядели и пахли ободряюще знакомо. Мы с Бернадеттой втащили наши пакеты со спальниками и прочим снаряжением в комнату, и я бросила свой, чтобы включить свет. Но не смогла отыскать лампу.
— Включи верхний, — попросила я Бернадетту.
Когда она включила голую лампочку, детали обстановки бросились нам в глаза — наши разобранные койки, спальный мешок Осени на полу, а на нем и вокруг остатки моей расписной лампы. Должно быть, ее швырнули с силой, потому что тончайшие осколки стекла и фарфора мерцали на полу широким полукругом. Осень отсутствовала.
Я была слишком потрясена и вымотана, чтобы сказать, что думала: «Зачем Осени понадобилось разбивать мою лампу?»
— Потом уберем, — сказала я.
Бернадетта подняла взгляд от битого стекла.
— Но где будет спать Осень?
— Мы оставим ей записку. Мы можем завалиться к Джейси, а к услугам Осени кушетка в холле. — Меня не волновало, где ей спать. Я хотела обратно свою лампу.
Бернадетта взяла свой мешок, и я пошла за ней по коридору к комнате Джейси.
Бернадетта постучала. Когда Джейси открыла дверь — лицо белое, глаза красные, — Бернадетта сказала: «А мы к тебе».
Пришло время идти на ужин, и мы заглянули в нашу комнату. Осень по-прежнему не появлялась.
— Как ты думаешь, где твоя подруга? — спросила Бернадетта.
Я подумала о способности Осени влипать в неприятности в прошлом.
— Она девушка независимая, — сказала я, надеясь, что она больше ничего не разбила.
Наутро у меня спозаранку зазвонил мобильник. Голос Дашай звучал странно, без эмоций и акцента. Она сказала:
— Я звоню сообщить тебе, что к тебе скоро приедут.
То, как она говорила, навело меня на мысль, что наш разговор могут слушать посторонние, поэтому я тоже взяла нейтральный тон.
— Кто едет?
— Твоя мама. И Сесил. Агент Бартон.
— Могу я поговорить с мае?
— Ее тут нет, — ответила Дашай. — Она в Джорджии, навещает родных.
Единственная мамина родственница, ее сестра, проживала в Саванне, и мама никогда ее не навещала.
— Все в порядке? — спросила я.
— Она все объяснит, когда приедет. Она уже в пути.
— А как дела у тебя? — спросила я, чувствуя себя участником пьесы.
— У меня все хорошо, — произнесла она почти нараспев. — Я на той неделе съездила в Атланту поглядеть на старого друга.
«Должно быть, она имеет в виду Беннета», — подумала я.
— Как он?
— У него и его невесты все хорошо.
Неестественное спокойствие Дашай начало меня тревожить. Вскоре после этого мы распрощались.
Я вернулась в нашу комнату и, аккуратно переступая через осколки, забрала полотенца и шампунь. Помывшись и переодевшись, я осознала, насколько я голодна. Бернадетта еще спала, поэтому я отправилась в холл узнать, не хочет ли позавтракать Осень. Но старая кушетка в общей комнате была пуста.
Завтракать я отправилась в одиночестве.
Я вернулась к себе в комнату и как раз подметала осколки лампы, когда вошла мае. Я бросила швабру и обняла ее. Когда мы отстранились друг от друга, выражение ее лица не на шутку встревожило меня — она казалась выжатой, словно не спала несколько дней.
— Что стряслось? — спросила я.
И тут вошел агент Бартон. Он извинился, что беспокоит нас, но в голосе его не чувствовалось сожаления.
По его предложению мы отправились в библиотеку, в уединенный уголок, называвшийся «кабинетом для научной работы». Бартон вынул диктофон и несколько раз кашлянул, чтобы проверить его. Таким мрачным я его еще не видела.