У него вспотели ладони, задергалась жилка в уголке глаза. То был страх. Но он быстро взял себя в руки. Судя по всему, опасность не столь велика. Сам виноват — вел себя легкомысленно, был развязен. Вот и насторожил спутницу. Поэтому и проверка — девица решила прояснить личность нового знакомого.
Контролеры ушли из вагона. Вскоре поезд тронулся.
— Что-то вы задумались, — сказала Саша. — Этакая меланхолическая отрешенность от всего земного. И водка недопита…
Тулин порывисто встал с койки, взял кружку, склонился в шутливом поклоне:
— Мадемуазель!
— Ну вот, совсем другое дело, — улыбнулась Саша и тоже подняла кружку.
— Ваше здоровье! — сказал Тулин и выпил.
Саша сидела в кабинете Кузьмича и рассказывала о трагических событиях в Харькове, свидетельницей и участницей которых она оказалась. Все то, что произошло во время ее командировки, было подробно изложено в рапорте руководству УЧК, но Кузьмич задавал новые и новые вопросы. Он хотел знать все подробности происшествия.
Было около полуночи. Сотрудники разошлись. Полчаса назад по коридору простучали шаги коменданта, проверявшего опустевшее здание. От усталости Саша едва сидела на стуле. Вдобавок разболелась голова. Но она рассказывала медленно и подробно, стараясь не упустить ни единой мелочи.
— Киреев, — протянул Кузьмич, когда Саша сделала остановку, чтобы выпить воды. — Киреев Петр Петрович… Говоришь, рассталась с ним на перроне? А когда поезд прибыл в Харьков?
— В двенадцатом часу ночи… Я хотела обратиться к транспортным оперативникам, чтобы его задержали. Но у меня ведь были только догадки, предположения. Ни одного факта!.. Он ушел. Даже не предложил проводить, хотя еще накануне настойчиво поучал меня: «По ночам в Харькове неспокойно, берегитесь, не ходите одна…» Может, я сама должна была арестовать его?
— И слава Богу, что не попыталась… Представляю себе: ночь, темнота, суматоха в переполненном вокзальном помещении — торопятся и кричат сотни мешочников, спекулянтов. И в этом хаосе некая девица наставляет пистолетик на здоровенного решительного мужика!.. Да он растерзал бы тебя! Таким, как он, в случае ареста терять нечего.
— Я все ломаю голову над тем, что же его насторожило, заставило изменить линию поведения?..
— Видимо, наследил один из контролеров… Ну, хватит. Рассказывай дальше. Итак, ты осталась одна. Что произошло потом?
— Устроилась в зале ожидания. Утром привела себя в порядок, пошла искать госпиталь. Следовало бы направиться туда на рассвете. Я же лишь часам к девяти добралась до места. Вот и получилось, что он успел раньше…
— Повтори свою беседу с дежурным врачом.
— Это была женщина лет сорока. Толстуха, пальцы в перстнях, на шее фальшивый жемчуг — каждая бусина с вишню… Как напустится на меня! Крик на всю приемную. Я стою, слушаю, а она все сыплет. Раннее, мол, утро, больные только проснулись, а к Пожидаеву уже второй посетитель. И каждый твердит, что у него срочное дело. А для дел, хоть самых сверхсрочных, есть вечерние часы, как распорядился господин главный врач… Слушаю, а у самой спина похолодела от предчувствия беды. Прервала ее, спрашиваю, где Пожидаев. В ответ снова крик, топание ногами. Не выдержала я, сунула ей в глаза свой мандат, схватила за плечи, трясу. Она перепугалась, рукой показывает за окно. Я туда. Захара нашла в дальнем углу сада, в кустарнике. Он еще дышал.
Кузьмич взял со стола большой складной нож с шероховатой роговой рукояткой, раскрыл его. При этом резко щелкнул фиксатор лезвия.
— Серьезный ножик, — сказал он. — Такие бывают у матросов: табак резать, консервы вскрывать, палубу скоблить — на все годится. А при случае — оружие… Куда он ударил?
— Слева, косо, под восьмое ребро. Медицинский эксперт сказал: удар профессионала.
— Вот и Ящук был убит ударом под ребро.
— И нож тоже был оставлен в ране. Да вы помните.
— Почерк один, верно.
— А почему не убрали нож? Ведь улика!
— Мало ли… Убийца мог рассуждать так: выдернешь нож — брызнет кровь, зальет руки, одежду; это улика пострашнее, чем оставленное оружие… Так-таки никто и не видел преступника?
Саша покачала головой.
— Повтори эпизод с мальчиком.
— Он появился в госпитале в начале девятого утра. Сказал, что ищет «больного Захара Пожидаева». В руках держал кулек и записку. Объяснил той самой дежурной врачихе: приехал дружок Пожидаева, знает, что по утрам посетителей не пускают, потому просит передать гостинец и записку… Передачи с едой поощряются: продукты, которые приносят больным родственники и знакомые — хорошее подспорье к скудному госпитальному пайку… Санитарка взяла кулек и записку, поднялась в палату. А через несколько минут на лестнице появился сам Пожидаев. Радостно размахивает запиской. Еще бы: фронтовой друг объявился, ждет здесь, в саду…
— Да, дела. Как же мальчишку-то упустили? — сказал Кузьмич после паузы.
— А он, я думаю, как отдал санитарке кулек и записку, так сразу и исчез. Чего ему было оставаться в госпитале? Нет, он вернулся к «фронтовику», получил, сколько было обещано, и — на рынок или в синематограф.
— Там и следовало искать.
— Искали. И записку искали. Я весь сад на коленях облазила, не нашла.
— Успел забрать ее у убитого… Что ж, умен, ничего не скажешь…
— Да уж, не глуп.
— Полагаешь, это он, твой знакомец?
— Больше некому.
— Не спеши. Давай снова проглядим, как все развивалось. Приехав из Одессы, ты доложила о гибели Ревзина и о бандитах, странным образом осведомленных о портфеле с драгоценностями. Мы начали расследование. По одной из версий, Григория Ревзина убил предатель, проникший к нам в аппарат. Проверяем версию, вызываем людей, опрашиваем. Расследование уже не секрет для сотрудников, хотя никто не знает о его истинной цели.
— Не знает или делает вид, что не знает.
— Поправка принимается. — Кузьмич продолжал: — Вдруг появляется Микола Ящук со своим сообщением. И этой же ночью его убивают. Тогда ты спешно едешь к Пожидаеву, но все равно мы опаздываем… Какие выводы напрашиваются в дополнение к той бесспорной истине, что мы имеем дело с сильным врагом? Первое — этими двумя убийствами противник невольно подтвердил нашу версию о предателе в аппарате УЧК. Второй вывод — предатель действует не один. Во время твоей поездки в Харьков все остальные сотрудники были на месте. Тем не менее Пожидаева убили. Значит, существует организация… Далее, этот наш противник высоко ценим своими шефами. Доказательства? Изволь. Агента отзывают, если ему грозит провал. Исключения бывают лишь в случае, если агент занят важной работой и ее нельзя прервать. В этих обстоятельствах стараются обезопасить агента…
— Убрать тех, от кого исходит опасность?