— Вот именно.
— Я все больше склоняюсь к мысли, что надо арестовать Лелеку.
Кузьмич задумчиво посмотрел на Сашу.
— Недавно была у меня беседа с Олесем Грохой, — проговорил он после паузы. — Парень рассказывал, как однажды ты рявкнула на него, когда при общении с арестованным он не сдержался, пустил в ход руки. Между прочим, с большим уважением говорил о тебе… Ты что, теперь уже не такая? Изменилась за год, проповедуешь то, что раньше сама же осуждала? Можно ли не считаться с законом? Сегодня нарушишь закон, так сказать имея лучшие намерения. Допустим даже, попадешь в точку: арестуешь и накажешь истинного преступника. Но завтра твой «опыт» самоуправства применят другие — и отнюдь не к врагам. Да, не к врагам, потому что существуют и, к сожалению, еще долго будут существовать алчность, мстительность, жажда расправы, власти… Понимаешь, как это опасно — переступить закон даже в мелочи?
Саша кивнула.
— Ну вот и хорошо. — Кузьмич сжал руку в кулак, стукнул по столбу. — Нужны факты, доказательства виновности Константина Лелеки. Думай, как раздобыть их.
Вошел шифровальщик, положил на стол бланк с телеграммой.
— По твоей части, — сказал Кузьмич, просмотрев сообщение. — Нашли того мальчишку.
Саша взяла телеграмму. Из Харькова уведомляли, при каких обстоятельствах был разыскан ребенок, ставший невольным пособником убийцы. Далее следовало описание внешности человека, вызвавшего в сад госпиталя Захара Пожидаева. Словесный портрет был составлен мальчиком.
— Я не знаю этого человека, — сказала Саша, просмотрев текст сообщения. — Какой-то старик.
— Может, загримировался, — неуверенно проговорил Кузьмич, — наклеил седую бороду…
— В телеграмме написано: «Роста ниже среднего, худощав». О моем же попутчике сказали бы так: «Высокого роста, атлетического сложения».
— Значит, еще один неизвестный. Это уже третий по счету… Ты все рассказала?
— Почти все… По моей просьбе в Харькове пущен слух, будто Пожидаев только ранен. Нож, мол, скользнул по ребрам.
— Вдруг кто-нибудь засуетится?
— Я рассудила так: вряд ли у преступника может быть уверенность в том, что он нанес своей жертве смертельный удар. Пусть беспокоится, ищет возможность произвести проверку. Слух, что Пожидаев жив, будет подстегивать преступника. А в Харькове все насторожено, там только и ждут, чтобы он «высунулся». Тем более что теперь известны его приметы.
Кузьмич снова перечитал телеграмму, прошелся по комнате.
— Полагаешь, убийца — этот старик?
— Как же иначе?
— Могло быть так: один негодяй нанимает мальчишку и посылает его к Пожидаеву, а другой ждет свою жертву в саду…
Кузьмич был весьма близок к истине. Вот как все произошло.
…Тулин стоял у окна и разглядывал предместья Харькова, по которым сейчас шел поезд. Он хорошо знал город, имел здесь кое-какие связи. Все это должно было помочь успешно выполнить трудное поручение.
Плана действий пока не было. Решение созреет, когда он окажется на месте, ознакомится с обстановкой. А пока следовало обдумать заключительный этап акции — исчезновение из Харькова. Было несколько вариантов. Он мог вернуться в родной город, не опасаясь, что будет найден по бумагам, уже известным железнодорожным чекистам: в запасе имелся комплект новых документов. Далее, была возможность отправиться на Кавказ, где, судя по некоторым сведениям. Советской властью пока не пахло. Там жили веселые гостеприимные люди — некоторых Тулин хорошо знал, мог надеяться, что будет принят и обласкан. А какие там женщины! При мысли о них Тулин почувствовал сладостную истому, с веселым презрением скосил глаза на Сашу… Да, первое, что он сделает в Харькове, — это отвяжется от комиссарши. Бог даст, свидится с ней в иной обстановке, тогда они и завершат разговор!..
Поезд стал у харьковского перрона, когда на часах было около двенадцати ночи. К выходу из вагона попутчики пробирались вместе. Тулин даже держал Сашу за руку — будто боялся потерять ее в сутолоке. Но на перроне его подхватила толпа. Еще несколько секунд он старательно демонстрировал, что стремится назад, к своей даме, потом исчез в потоке пассажиров.
Вскоре он оказался в забитом людьми зале ожидания, с трудом отыскал свободное местечко, расположился на полу, чтобы скоротать время до рассвета. Так поступили почти все, кто прибыл с этим эшелоном, — не рисковали идти пешком по ночному городу. В ту пору на окраинах Харькова пряталось немало уголовников. Днем преступники отсыпались, ночью же выходили на промысел.
Вообще говоря, Тулин мог бы пренебречь этой опасностью: располагал пистолетом и ножом, умел пользоваться этим оружием. Но было глупо идти ночью в госпиталь. Его попросту не пустили бы в помещение. Вот почему он не спешил. Утром сделает все как надо, в тот же день исчезнет…
Таковы были планы. Однако скоро в них пришлось внести изменения. Началось с того, что некая личность, по самые глаза заросшая черной вьющейся бородой, в засаленной до блеска рясе и рыжих сапогах, — не то поп, не то дьячок, — перешагивая через лежащих на полу, оступилась и вылила на голову Тулину полкотелка теплого чая.
Тулин вскочил на ноги, сгреб священнослужителя, уже занес кулак для удара. И в этот момент увидел свою недавнюю попутчицу — та сидела в двух-трех шагах от него и беседовала с пожилым человеком, по виду — мастеровым.
Бородач был забыт. Тулин нырнул за спины соседей, стал прислушиваться. Мастеровой объяснял девушке, как добраться до городского госпиталя. Прошло несколько минут, прежде чем Тулин уразумел, что речь шла о госпитале, куда направлялся и он сам. Выходило, он и чекистка ехали по одному адресу, скорее всего, к одному и тому же человеку!..
Он выбрался из помещения, прислонился к какому-то забору, скрутил папироску. Как же ему быть? Можно не сомневаться, что девица отправится в госпиталь уже утром. Значит, Пожидаева надо убрать до ее появления там. Но как это сделать, если теперь он, Тулин, не может показаться в госпитале: чекистка тотчас узнает его по описаниям. А это конец: его найдут хоть под землей!..
Он вдруг подумал, что самое верное — убрать и эту девицу. Вернувшись в зал ожидания, он «наткнется» на пропавшую спутницу, изобразит радость по этому поводу. А дальше возьмется проводить ее, скажем, в гостиницу, на безлюдной улице пустит в дело нож…
Но на это он не решился.
Он и не заметил, как отделился от забора, двинулся через площадь. Опущенная в карман рука нащупала пистолет.
Улица за улицей оставались позади, а он все шел ровным широким шагом посреди мостовой, лишь изредка поворачивая голову и кося взглядом в переулки и подворотни, откуда могла возникнуть опасность. Но ему везло. Спустя полчаса он без помех добрался до цели.
Госпиталь находился в массивном двухэтажном здании с колоннадой и скульптурами перед главным входом. С боков и тыла к зданию примыкал сад. Тулин обошел дом, внимательно обследовал сад.