– Что за ведомственные счеты!
– Я к тому говорю, что народу у них уйма.
– Значит, не хватает.
– Мы будем на них работать, а спасибо кому скажут?
– Сысоев! Мы будем работать на Ленинград!
– Да я понимаю, – недовольным тоном сказал Сысоев и взял записку. – К кому там?
– К старшему механику.
– Есть! Николай Васильевич, а как же с английским языком?
– Успеете. Почините станцию и можете заниматься. Хоть китайским.
Всю дорогу Сысоев ворчал:
– Вот увидишь, они нас запрягут. Они, видишь ли, и Дорогу жизни строили, и фарватер* углубляли под бомбами, и вообще герои, а мы – просто так… А виноваты мы, что ли, если нас в Неву загнали? Герои – это не те, что героями родились, а те, которых война научила геройствовать. У нас каждый бы стал героем на месте героя.
Миша не понимал недовольства и обиженного тона машиниста и тем более его теории о героях. Ему было достаточно того, что работа нужна для Ленинграда.
– Вот тоже герои! – сказал Сысоев, указывая на женщин, которые суетились около ручной тележки, тяжело нагруженной какими-то машинными деталями.
Объезжая воронку от снаряда, они с тележкой застряли в развороченном булыжнике и никак не могли выкатить ее на ровную дорогу.
Сысоев подошел к женщинам и по-хозяйски сразу же набросился на них:
– Вылупили глаза, а дороги не видите! Дальше надо было объехать. Куда смотрели?
– Ладно, ладно, моряк. Ты лучше помоги, – миролюбиво отозвалась старшая, рукавом ватника вытирая вспотевшее лицо. – У нас силенок-то не шибко много… приходится экономить…
– Вот и плохо экономите…
Сысоев решительно ухватился за колесо и начал командовать:
– А ну, взяли!.. Раз, два, три!.. Еще раз!
Тележка закачалась, брякнула металлом и выехала на ровное место.
– Ну спасибо, товарищ! Выручил! – зашумели довольные женщины. – Приходи в гости, чаем угостим.
Сысоев сердито зашевелил усами и, молча подтолкнув Мишу, зашагал прочь, не отзываясь на благодарность.
– А я думаю, они на самом деле герои, – сказал Миша. – Работают под снарядами, в голоде, в холоде и не хныкают, а ленинградскую марку держат как надо.
Сысоев покосился на мальчика и неохотно подтвердил:
– Ну и что ж, так оно и есть. В Ленинграде сейчас, конечно, жить непросто; только я говорю, что одни побольше герои, а другие поменьше. Техфлотовцам везет. Их посылают в такие места, что хочешь не хочешь, а геройствуй!
Впрочем, Сысоев забыл о своем недовольстве, как только они пришли на громадную землечерпалку и попали в бригаду. Ни Миша, ни Сысоев не уронили чести торгового флота и работали на совесть. А задача была трудная. Приходилось работать по пояс в холодной воде. Обстрелом были повреждены железные трубы, проложенные от землечерпалки на городскую водопроводную станцию. Трубы были проложены на случай, если бомбой или снарядом повредит станцию, и тогда должен был начать работать «Волхов», машины которого могли вполне обеспечить город подачей воды.
К Кренделю Миша шел сосредоточенный, серьезный. Вспоминался разговор с Иваном Васильевичем и с Бураковым. Мальчик обдумывал всевозможные неожиданности, которые могли случиться, но потом решил, что все предусмотреть невозможно. Главное, не теряться.
Затем он начал было придумывать себе новую биографию, но и здесь верно решил, что ничего придумывать не надо. Если придется говорить о себе, то лучше приводить факты, которые легко проверить. Отец пропал без вести на фронте, мать убита во время бомбежки, работает и живет он на судне… Ну и занимается воровством. Эту-то ложь они проверить не смогут.
По пути к Кренделю Миша решил зайти к Лене, занести ей продукты.
Противогаз заметно оттягивал плечо – там лежал большой кусок лососины и с килограмм хлеба. Мастерскую Миша нашел легко. Лишь только он поравнялся с ней, как за окнами услышал стрекотание швейных машинок.
В прихожей, куда он вошел, против висевшей на стене стенгазеты под названием «Боевой листок» стояли две женщины. На другой стороне, около вешалки, на скамейке сидела старуха.
– Тебе чего нужно? – спросила старуха.
– Вызовите, пожалуйста, Лену, – попросил Миша, но шум машинок заглушил его слова.
Женщина, читавшая газету, подошла к мальчику и задала тот же вопрос. Миша повторил:
– Мне Лену…
– Какую Лену? У нас их три.
Миша смутился. Он не знал фамилии новой знакомой.
– У которой карточки украли, – нашелся он.
– A-а… Леночку Гаврилову.
Женщина ушла. Миша с волнением ждал. Ему казалось, что он не узнает девочку. Вчера из-за темноты он не мог разглядеть черты ее лица. Интересно, как она отнесется к его приходу? – думал он.
Из глубины прихожей вышла девочка и остановилась. Она была в скромном ситцевом платье, не доходившем до колен. Светлые, слегка вьющиеся волосы были заплетены в две косы и перекинуты на грудь.
– Кто меня звал? – с удивлением спросила она, не узнавая Мишу.
– Это я звал, – сказал Миша прерывающимся от смущения голосом и откашлялся. – Вы меня не узнали, Лена?
Девочка покраснела.
– Миша? Я не думала, что вы придете, – просто сказала она и пальцами начала крутить колечко локона на своей косе.
Миша сосредоточенно смотрел на это движение, словно за этим и пришел.
– Пойдемте в красный уголок*, – предложила Лена.
– Нет, я сейчас тороплюсь. Я зашел на одну минуту.
Он вынул продукты, завернутые в газету, и протянул ей.
– Вот. Это вам…
– Нет, нет! – испуганно отступив на шаг, сказала девочка. – Я ни за что не возьму.
– Это мне ничего не стоит, – горячо сказал Миша.
– С какой стати! Нет, нет…
– Ну, тогда я так оставлю.
С этими словами Миша положил сверток на скамейку и, не прощаясь, вышел.
…В квартире Кренделя все уже собрались, кроме Пашки, и встретили Мишу как старого знакомого.
Среди присутствующих была новенькая – Тосина подруга, по имени Нюся. Клички она не имела, хотя Брюнет звал ее Ню. Завитая, накрашенная, вертлявая, худенькая девчонка строила из себя взрослую. С первой фразы Миша возненавидел ее.
– А вы, Миша, интересный…
– Какой есть, – буркнул мальчик, поздоровавшись.
На столе стояла наполовину выпитая бутылка водки, а мать Кренделя на кухне жарила лепешки.
– Мы гуляем, Миша, – преувеличенно пьяным голосом сказал атаман. – По случаю случившегося случая… Деньги у тебя есть?