— Понял, командир. Передай генералу, что я благодарен ему. Конечно, я бы с радостью прямо сейчас прибыл бы на базу, но год — это ерунда, подождем.
— Не исключено, Рома, что для тебя найдется работа и до возвращения в отряд. Но это не сегодняшний и не телефонный разговор. Будешь нужен, свяжусь с тобой. Так что находись постоянно на связи.
— Я на связи, командир.
— Ну и славно. Расслабляйся.
— До связи.
Николаев отключил телефон.
— Ну и кто звонил тебе, Рома? Что за человек? — поинтересовалась Екатерина.
— Командир подразделения, в котором я служил.
— Кажется, он сообщил тебе хорошую новость?
— Да, меня не уволили, а вывели за штат.
— И что это значит?
— Это значит, что я буду продолжать получать деньги, а через год, если медкомиссия не перекроет кран, смогу вернуться в армию. За мной остается служебная квартира, пока не получу постоянную.
Екатерина с интересом взглянула на прапорщика:
— У тебя есть квартира в Москве?
— Служебная.
— Но ты в ней живешь?
— Ночевал, когда был свободен от службы, а это случалось редко.
— Смотри, а ты завидный жених!
— Претендуешь на роль невесты?
— Куда мне! Ты себе молодую найдешь.
Николаев решил сменить тему и заявил:
— Что это мы все обо мне? Сама-то как?
— Да тебе уже доложили, наверное. Мол, развелась, живет с предками, ублажает хозяина магазина, в котором работает. Или нет?
— Говорили, Катя, много, но все ли это правда?
— Да так и есть, Рома. И развелась, и к родителям переехала, и с Арсением сплю, когда ему захочется, потому что другой работы не найти. Ни здесь, ни в Москве. Кому я в столице нужна? Сутенерам, которые Ленку Гусеву стелили под клиентов? Да и им молоденькие требуются. Вот так, Рома. Вам, мужикам, в жизни легче. И работу найдете, и баб. А нам!.. Ну да ладно. Чего говорить о том, что изменить нельзя.
— Изменить, Катя, можно все и всегда. Было бы желание и характер.
Екатерина вздохнула:
— Слышала я это уже. От матери, от подруг, у которых в жизни все сложилось. Но у каждого своя судьба.
Екатерина допила бокал шампанского, потянулась, от чего ее грудь поднялась и заколыхалась. Только сейчас Николаев заметил, что на ней не было лифчика.
— А может, в монашки податься, Рома? Монастырь женский недалеко. Все заботы уйдут. Молись да работай, работай да молись. Крыша над головой будет, с голоду не помру. Не придется думать, как в этом чертовом магазине выручку делать, чтобы копейки зарабатывать. Не придется Арсения ублажать. Все считают, что я с удовольствием с ним шашни кручу. Нет, я его ненавижу, он противен до невозможности. Но терплю.
Николаев встал из-за стола, прошелся по комнате.
— Вот что я тебе скажу, Катя. Бросай ты этот магазин вместе с Арсением.
— Да? А ты меня к себе домработницей возьмешь? Если так, то я согласна.
— Я помогу тебе найти нормальную работу в Москве. Ты ведь торговый техникум закончила?
— Училище.
— Не велика разница.
— На рынок пристроишь?
— Нет, но что-нибудь подыщу.
— А как же мне без мужика? Или сам пригреешь?
Ответить Николаев не успел. Вернулись муж и жена Воронцовы.
— Ох и намаялись мы с Колькой. — Петрович потер лоб. — Ну до чего неугомонный мужик, когда переберет! Хорошо, что недалеко вести было.
— Буянил? — спросил Роман.
— Было дело. Как домой зашли, так он на Ленку набросился. Марина успокоила. Ее он еще слушается. Потом побурчал и отрубился. Как косой срезало. Упал на диван и захрапел. Ну и ладно. Проспится, отойдет. А вы тут, я смотрю, душевно беседовали. — Петрович подмигнул Роману.
— Да, поговорили.
— Посоветовал мне наш герой бросить магазин и Арсения, — сказала Екатерина. — Обещал в Москве на приличную работу устроить. Ему тут начальник какой-то звонил, сообщил, что не уволили его, а куда-то вывели, и скоро он снова может вернуться на службу. Да и чего ему на селе делать, когда в столице хата есть?
Петрович и Марина Викторовна переглянулись, потом мать Кати спросила:
— Это все серьезно или так, шутки, Рома?
— Серьезно, — ответил Николаев. — Помогу, если невмоготу терпеть этого Арсения.
Петрович вздохнул и заявил:
— Плохо ты его знаешь, Рома. Он же как клещ вопьется, не оторвать. И связи кругом. К главе районной администрации как к себе заходит, с начальником РОВД в саунах вместе парятся. Жене прокурора два магазина отписал. Бандюков недобитых возле себя держит, никто ему слова против сказать не может. Мало того что клещ, так еще и борзый, лучше не связываться. Он из принципа Катьке жизни не даст. Уволит, а уехать не позволит и будет гнобить бабу. Много ли ей надо?
Николаев усмехнулся:
— Ну, ты, Петрович, мне прямо терминатора какого-то описал, а не мелкого спекулянта.
— Эх, Рома, не знаешь ты жизни в районе. Потому и хорохоришься.
За окном послышался звук мощного дизеля, фары осветили окна дома.
— Ну не твою ли мать! И чего мы об Арсении разговор завели? Вон он, явился, не запылился. Сами позвали! — Петрович выругался.
Екатерина поднялась:
— Ой! Точно Арсений. Будет мне сейчас и работа, и Москва. Черт его дернул приехать. Не должен был!
Николаев спокойно проговорил:
— Чего засуетились? Как приехал, так и уедет.
— Ты думаешь, он один? — проговорила Катя, испуганная не на шутку. — С ним всегда водила, настоящий шкаф, и охранник, бывший мент, тоже здоровьем не обделенный. Они тут все на куски разнесут. Господи, что ж делать? Придется идти, встречать.
— Сядь! — резко приказал Николаев.
Екатерина невольно подчинилась. Она привыкла уступать, села и сложила руки на коленях.
— Вот так, — уже мягче сказал Николаев. — Оставайтесь тут, а я пойду поговорю с народным избранником и его быками.
— Да ты что, Рома? Убьют ведь? — воскликнула Марина Викторовна. — Уж лучше я. Меня они, может, и не тронут, все же в матери им гожусь.
Николаев вновь повысил голос:
— Я сказал находиться в доме и ждать! Я быстро.
С улицы просигналил внедорожник, моргнул фарами.
— Сейчас-сейчас, ребята, — проговорил Николаев.
Он достал из сумки наградной «ПМ», передернул затвор, поставил пистолет на предохранитель и вложил его под ремень брюк сзади, накинул легкую ветровку.