Шофёр скосил глаза на Ланге, усмехнулся и ответил:
— Он единственный в городе.
Ланге почувствовал, как неумело он ведёт себя. Ещё в Лиинахамари он хотел было отказаться от предложения Уайта поехать в Тронхейм, но, понадеявшись на свой большой жизненный опыт, согласился. К тому же он не хотел портить отношений с влиятельным соотечественником. Вспомнив о слежке, Ланге посмотрел в заднее окно машины и улыбнулся: «Потеряли». Но всё же он ехал злой и недовольный.
Ресторан находился на первом этаже, а на втором — гостиница. Ланге обрадовался такому сочетанию. Решил плотно закусить, снять номер и несколько часов отдохнуть.
Он вошёл в ресторан, сел в дальнем углу, так, чтоб была видна входная дверь, и осмотрелся. Как ни старался он упросить официанта, — хлеба ему не дали. Для этого нужен был талон хлебной карточки. Ланге заказал вина, трескового супа, жареную пикшу, миноги. И хоть без хлеба, но пообедал с большим аппетитом.
В гостинице его ожидало разочарование — не оказалось свободных мест. Гостиница была единственной в городе, как и ресторан. Ланге ничего не оставалось делать, как уйти на улицу. К вечеру стало холоднее, с моря потянуло сыростью, подул ветер. Прохожих становилось все меньше, да и те торопились по своим углам.
Ланге шёл через небольшой сквер. Он чувствовал усталость и, дойдя до первой скамейки, тяжело опустился на неё. Поднял ворот куртки, запустил руки в карманы брюк и, съёжившись, задумался. Вспомнил Америку, большие скверы, группы безработных и бездомных, отыскивающих место на ночлег вот под такой же скамейкой. От вина шумело в голове, клонило ко сну. Ланге закурил и повернулся на приближающиеся шаги. К нему шла бедно одетая, но миловидная молодая женщина, прижав к груди руки с плетёной сумкой из морской травы. Она протянула руку и на ломаном немецком языке попросила милостыню. Ланге сунул руку в карман, нащупал кроны, но не торопился доставать их. Смотрел в глаза женщины и думал: «Не переночевать ли у неё? В нужде и за деньги она поможет мне. Это находка». Он достал кроны, отсчитал пять, подумал и решил, что на первый раз хватит с неё. Женщина поблагодарила и, снова прижав к груди руки с сумкой и деньгами, тихо пошла дальше. Ланге встал и пошёл следом за ней.
— Послушайте! Разрешите проводить вас, — вкрадчиво сказал Ланге, догнав женщину.
Она согласилась. Они вышли из сквера и свернули за угол в глухую улицу.
Женщину звали Линой. Она рассказала Ланге, что живёт в Тронхейме с детства, имеет сына и старуху мать. Больше у неё никого и ничего нет. Летом этого года погиб муж, где — она не сказала. Вскоре её уволили с работы… И вот начались голодные скитания. Нужда заставила ходить с протянутой рукой. Но она стыдится и просит только с наступлением темноты. Женщина остановилась, всхлипнула и положила голову на грудь Ланге.
— Спасибо вам, добрый человек. Не знаю, как благодарить…
Ланге слушал рассеянно, зная, что теперь не придётся ночевать на улице. «Плохое начало дня всегда предсказывает хороший его конец», — подумал он, взял Лину под руку, и они пошли дальше.
— Плохо, я не могу вас пригласить к себе. Мы живём у хозяина на квартире, он не любит посторонних, потом мать, ребенок… Но вы не огорчайтесь. По знакомству всегда можно устроиться с ночлегом. У меня есть подруга детства, работает в гостинице, она поможет вам, я переговорю с ней.
— Вы не покинете меня? — неожиданно спросил Ланге и крепче прижал руку Лины.
— Если хотите, я останусь, но ненадолго, хорошо?
Лина действительно устроила номер в гостинице. Она познакомила Ланге с подругой, и та, беря деньги, просила приходить в любое время и, лукаво подмигнув, шепнула ему, что для друзей у неё всегда найдётся свободный номер.
Ланге спустился в ресторан, купил две бутылки вина, рыбных консервов, икры и быстро возвратился в номер. В нём стояла низкая деревянная кровать, стол, кресло и два стула. На стене небольшое зеркало. Окна закрыты чёрными маскировочными шторами.
Лина расставила закуску, Ланге открыл бутылку. Стакан был один, и они решили пить по очереди.
Ланге болтал о пустяках. Он не задал Лине ни одного вопроса о городе, немцах, обо всём том, что могло его интересовать. Когда открыли вторую бутылку, Ланге захмелел. Он говорил громче, а руки ни на секунду не были спокойны. Лина пила понемногу, сославшись, что почти никогда не брала в рот вина. Но всё же от выпитого у неё выступил румянец на щеках. Она расстегнула верхнюю пуговицу розовой блузки, потом вторую.
Ланге залпом выпил стакан вина, налил Лине и подошёл к ней.
— Выпей всё за нашу любовь, — чуть пошатываясь, сказал он.
В его голосе не прозвучало ни одной ласковой нотки.
— Не хочешь? — сказал Ланге, когда Лина, сделав два маленьких глотка, поставила стакан на стол. — Как хочешь.
Ланге обнял Лину за талию, привлёк к себе и повалил на кровать. Лина за плечи отстранила от себя Ланге, и вдруг улыбка сошла с её лица. Она вся сжалась и неожиданно со всей силой ударила его ногой в грудь. Ланге отлетел к столу и грохнулся на пол.
В номере раздался пронзительный женский крик. Лина стояла на кровати. Она разорвала на себе блузку, разлохматила волосы и кричала так, как будто в неё вонзили нож. Ланге провёл рукой по губам, увидел на ладони кровь. Он сразу отрезвел и с вытаращенными глазами тяжело встал с пола.
В дверь номера кто-то ломился. Ланге покосился на Лину, потом на ключ в замочной скважине, хладнокровно помедлил, оценивая обстановку. Потом он спокойно открыл дверь.
Сбежался народ, и тут же появились два полицейских. Наступила тишина, только тихо, без слёз рыдала Лина. Потом она, как будто окончательно успокоившись, начала объяснять полицейскому:
— Я работаю в гостинице уборщицей. Он, — она показала на Ланге, — вызвал меня прибрать в номере… Видите, что наделал нахал.
Ланге неторопливо достал носовой платок, вытер губы, потом облизал их и, неожиданно улыбнувшись, тихо сказал Лине:
— Молодец! Сожалею только, что эта игра не закончилась утром.
Он тут же вспомнил загорелого незнакомца, огляделся по сторонам, как будто искал кого-то. Теперь у Ланге не было сомнений, что гестапо продолжало за ним следить и в удобный момент подставило ему эту женщину. Но он был уверен, здесь его не арестуют с пропуском, подписанным Тербовеном, хотя, правда, ему разрешалось быть не в Тронхейме, а в Осло. «Выкручусь», — подумал он.
Полицейский просмотрел документы Ланге и предложил прогуляться до участка. Лина куда-то исчезла.
Утро в Тронхейме особенно туманно. Но ветер быстро разгоняет густые сизые хлопья, и только на рейде вода слабо дымится. На кораблях бьют склянки, и они гулко доносятся до города. «Сколько же сейчас времени?» — подумал Ланге, спускаясь к гавани. Всю ночь он просидел в полицейском участке. Два раза его допрашивали и утром выпустили, взяв подписку, что он до наступления темноты покинет Тронхейм.