Когда Дост вышел из дверей Форин офис, невозмутимо и легко помахивая портфелем крокодиловой кожи — ее первый подарок ему, — она подумала, что все сорвалось, он не решился. Теперь остается одно — удрать, не вызывая подозрений.
Одиль рванула с места, едва Дост захлопнул за собой дверцу Она не задала ему ни единого вопроса, гнала, не разбирая улиц, — они оказались где-то за Темзой. Районы Ист-Энда Одиль не знала совсем и, притормозив, выдохнула:
— Ну что?
— Как ты себя чувствуешь? Ты гонишь, будто за нами хвост, а тем не менее все в порядке. Я чисто сработал. Даже убедился, что наш бювар не пустой…
— О боже… — Одиль побледнела и схватилась за сердце. — О… Садись за руль, мои нервы не выдержали… Слишком большое напряжение. Я так боялась за тебя…
— Нам нужно к Кенсингтонскому вокзалу. У меня билет на Антверпен. Надеюсь, ты проводишь меня? — Дост внимательно посмотрел на нее: действительно бледна до синевы. Дост подумал, что в таком состоянии она не может вести машину, а попадать в аварию, да и вообще в дорожно-транспортный конфликт сейчас, когда… Нет, это ни к чему. Он вышел из машины, обогнул капот, открыл дверцу, легко перенес Одиль на свое место, сел за руль и заворчал:
— Куда ты меня завезла… Не представляю, как выбираться отсюда.
— Если бы у меня было хоть что-то сердечное… — она слабо застонала.
— Ты не доедешь до вокзала. Лучше я завезу тебя домой, — отозвался Дост.
— Боюсь, — вдруг хрипло, тоном, испугавшим Доста, сказала она, — я не доеду и до дому… Это сердечный спазм. Ради бога, останови у аптеки, любой препарат… — она задыхалась.
«Черт, — ругался про себя Дост, — если ты такая хлипкая, нечего было ввязываться…»
— Я так переволновалась за тебя. Мне было уже безразлично, достал ли ты бумаги, лишь бы сам был цел, мне уже мерещилось, что ты в наручниках, сзади полисмены…
Дост притормозил у аптеки.
Одиль не знала, сколько секунд ушло у Доста и у того человека на подмену бювара. У нее на эту операцию — второй бювар лежал под сиденьем, а как открывался портфель крокодиловой кожи, она успела изучить, прежде чем вручить его Фрицу, — ушло секунд десять. Добрая половина из них была потрачена, чтобы найти последнюю страницу меморандума и оставить ее среди других бумаг бювара, предназначенного Досту. Потом она успела безвольно положить руку на грудь, откинуть голову на спинку сиденья и повернуть ее так, чтобы глаза казались с первого взгляда закатившимися.
Дост пришел с каплями и нашатырем. Нашатырь подействовал, Одиль часто и глубоко задышала, и Дост удовлетворенно сказал:
— Ну а теперь, малышка, домой, и скажи, где оставить машину.
Во второй половине дня Одиль получила телеграмму. Ее единственная родственница во Франции тяжело заболела, и Одиль просят немедленно прибыть. Трайден, бросив все дела, проводил горько плачущую жену до трапа самолета, отлетающего в Париж.
…Когда Иден узнал о пропаже документов из бювара для секретных бумаг, он вспылил, рассчитал дежуривших в тот день в его секретариате чиновников. Его положение в английском кабинете и так было не очень прочным. Став министром иностранных дел в тридцать восемь лет, Антони Иден оказался самым молодым членом кабинета Болдуина и уже этим вызывал раздражение коллег, которые были значительно старше его. К тому же лорд-хранитель печати Галифакс время от времени выполнял задания, связанные с вопросами внешней политики, и уже говорили, что лорд Галифакс считает, будто Иден «перехватил» у него портфель министра иностранных дел. А Чемберлену и Саймону не импонировала популярность Идена в парламентских и политических кругах, раздражала его быстрая карьера. Поэтому Иден должен был внимательно следить за прочностью своего положения. Пропажа секретного меморандума могла серьезно скомпрометировать его. Более того, дать повод внутреннему кабинету пересмотреть целесообразность его назначения на пост министра. Это, в свою очередь, могло навсегда сломать его дальнейшую политическую карьеру.
Инспектор Скотланд-Ярда Маккенди, тот самый, который вел дело о смерти германского посла фон Хеша, прежде всего пересмотрел все пропуска, выписанные для посещения МИДа 16 апреля. Пропуск на имя барона Крюндера Маккенди отложил в сторону. Он вспомнил о звонке журналиста О'Брайна, который настоятельно советовал ему обратить внимание на эту личность. Источник информации журналисты обычно не выдают, поэтому тогда Маккенди не придал сообщению особого значения, поскольку Скотланд-Ярду было дано указание закрыть глаза на обстоятельства смерти германского посла. Но фамилия Крюндер запомнилась. Так появилась первая зацепка. Вторую дала экспертиза — следует искать, где и кто мог выполнить копию бювара Идена. И еще на всякий случай инспектор решил поинтересоваться, кто в Лондоне брал в тот день напрокат автомобиль. Ясно, решившись на столь отчаянную авантюру, похититель не станет оставлять на площади Адмиралтейства свою машину.
Дорна разбудил телефонный звонок. Незнакомый мужчина, представившийся соотечественником, дважды переспросил, действительно он разговаривает с мистером Дорном, и сообщил, что родственник мистера Дорна герр Банге из Пиллау настоятельно советует мистеру Дорну прибыть на родину для делового разговора по поводу неких финансовых неурядиц, кажется, дело касается налогообложения.
Все это значило, что звонили из германского посольства в Лондоне и Дорну теперь необходимо выехать в Германию и явиться на Принцальбертштрассе.
Дорн был обескуражен. Что случилось? Ему предложат новое задание? Или его отзывают? И как на зло, где-то загулял Фриц… Но что бы ни было, ехать придется. И до отъезда необходимо увидеться с Багратиони и Венсом, эти встречи неотложны.
Секретарь Венса, внимательно выслушав по телефону Дорна, отправился доложить патрону. Вскоре в трубке раздался голос мистера Ричарда.
— К моему великому сожалению, сэр, — начал Дорн, — я должен по делам фирмы срочно вылететь сегодня в Берлин.
— Вот и отлично, мистер Дорн, — бодро остановил его сожаления Венс — Наши дальнейшие переговоры вряд ли будут иметь смысл без твердых договоренностей. Так что немедленно приезжайте ко мне. Нам есть о чем поговорить именно накануне вашей берлинской поездки.
И Дорн отправился в Сити.
Его всегда поражала немноголюдность этого замкнутого лондонского мирка — города в городе. Казалось, омнибусы здесь ездят быстрее и тише, а редкие прохожие идут деловитее и безмолвнее. Когда в тридцать третьем году Дорн оказался наследником деревообрабатывающего предприятия в Швеции, он полагал тогда, что это связано лишь с закреплением его легенды разведчика. Теперь же понял, насколько был дальновиден Центр, давая «добро» на переход Дорна в новое качество — бизнесмена, дельца. Политика и бизнес связаны в мире капитала нерасторжимо. Дела его лесообрабатывающей фирмы все больше внедряли Дорна в мир бизнеса, и вести их нужно было как следует — кому интересен никудышный делец, а это значит: конкурировать, маневрировать, следить за биржей, покупать и продавать, открывать и закрывать филиалы, нанимать и увольнять… Дорн не без основания полагал, что наиболее перспективными контрагентами в Лондоне среди самых разнообразных возможностей деловых контактов для него как для разведчика могут стать промышленники и биржевики из окружения руководителя британских фашистов баронета Мосли. Венс не скрывал своей принадлежности к Британскому союзу фашистов и, как дал понять Дорну, ведал в БСФ финансовыми вопросами. Намекнул Венс и на то, что, если они с Дорном поймут друг друга, он сможет увидеть в Дорне, во-первых, источник пополнения казны БСФ, во-вторых, посредника между британскими и шведскими фашистскими организациями для установления более тесных идеологических и политических контактов. Дорн же при этом может рассчитывать на поддержку своей молодой фирмы в Сити и на бирже. Но больше всего Венса интересовала возможность с помощью Дорна организовать еще один канал прямой связи с нацистскими кругами, которые непосредственно занимаются промышленностью. В этом мнении Венс окончательно утвердился, после того как навел тщательные справки и выяснил, что шведские контрагенты Дорна близки к Линдхольму, одному из лидеров шведских фашистов. Из шведских источников Венс узнал, что контакты с людьми Линдхольма Дорн устанавливал по указанию ведомства Гейдриха. Так что внезапный отъезд Дорна в Германию не казался Венсу таким уж внезапным, он нашел, что отъезд этот пришелся весьма кстати…