Прыжок над бездной | Страница: 36

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Чего?..

– Да, ясновидящий. Достаточно мне посмотреть на человека, и я сразу все про него знаю. Например, мне известно, что тебя зовут Сергей. Верно?

– Верно, – удивленно подтвердил парень. – А фамилия моя как?

Балабанов пристально посмотрел на него и сказал:

– Чайкин.

– Ну ты даешь! – с детским восторгом, смешанным с беспокойством, произнес парень. – А что еще про меня знаешь?

– Да все. И про то, как вы в Питере на Васильевском крылья с ребятами собрали, и как ты полетел на них, и неудачно врезался в стену дома, и тебя привезли в клинику, и…

– Андрей! – не дослушав, вскрикнул Сергей. – Как же я не узнал тебя сразу!

– Потише, потише, медведь, – отбивался от него Балабанов. – Ну и хватка у тебя!

– Спорт, Андрей, спорт!

– Вырос-то как – на голову выше меня стал.

– Мы с тобой – два сапога пара, – оглядел Андрея Сергей. – Два хромца, вроде два Тамерлана. Выходит, под началом отца служишь?

– Да.

– Да, он писал о тебе в письмах как об очень толковом конструкторе… Погоди-ка, как же ты сам прыгать собираешься?

– Так и собираюсь, – усмехнулся Балабанов. – Слушай, а какая программа соревнований, не знаешь?

– Хочешь завоевать звание мастера спорта? – усмехнулся Сергей и принялся перечислять: – Индивидуальные прыжки на точность приземления…

– Да, я видел круги, расчерченные на летном поле, – кивнул Балабанов. – Они мне показались огромными.

– Радиус круга – пятьдесят метров. Попробуй попади в центр, когда прыгаешь с парашютом! Потом – групповые прыжки с последующим марш-броском, форсированием водной преграды и еще со стрельбой на марше. Но главное то, за что батя всю жизнь ратовал… – Глаза Сергея сузились, и он торжественным голосом произнес: – Индивидуальные затяжные прыжки.

Андрей кивнул.

– Ты в каком виде программы участвуешь? – поинтересовался Сергей.

– В последнем. В затяжном прыжке.

– Знал я одного человека, – помрачнев, произнес Сергей после паузы. – Курсанта бати. Давно, я еще мальчишкой был. Мой друг, между прочим. Чудесный парень. Он погиб, выполняя затяжной прыжок.

– Знаю, он еще на «Жюкмесе» прыгал. Мне Александр Христофорович много о нем рассказывал.

– И все-таки по сей день затяжной прыжок – опасная штука, – сказал Сергей. – Хотя, само собой, необходимая для военного дела.

– Кому-то нужно же быть первыми? – пожал плечами Балабанов. – А кроме того, я верю в наши парашюты.

– Как в себя?

– Больше, чем в себя, – улыбнулся Андрей. – Слушай, – перевел он разговор, – я в Тушино много женщин видел на аэродроме. В летной форме. Неужели они тоже будут участвовать в соревнованиях?

– Непременно. И в нашей команде есть одна девушка… – Он немного покраснел и умолк, потом продолжал: – Уверен, наша команда выиграет!

Они вышли и влились в вечно спешащую московскую толпу.

– У вас тут и не спешишь – заторопишься, – усмехнулся Балабанов.

Пошли на Красную площадь. Осмотрели снаружи Кремль, Спасскую башню.

– Ну а планеры не разлюбил? – неожиданно спросил Андрей.

– Никак нет, – усмехнулся молодой Чайкин. – Ведь это, можно сказать, мой первый опыт воздухоплавания.

– Первая любовь.

Сергей усмехнулся:

– Можно и так. Слушай, есть идея!

– Да?

– Поехали в нашу школу. Ручаюсь, тебе там будет интересно.

Центральная парашютная школа шумела, как растревоженный улей. Еще бы, первые всесоюзные соревнования на носу! И хотя на этот раз соревновались только парашютисты, грандиозное Тушинское празднество, безусловно, касалось всех авиаторов.

– Что тебе показать? – тоном радушного хозяина спросил Сергей.

– Все, – лаконично ответил Балабанов.

– Тогда оставайся на месяц, – усмехнулся Сергей, отвечая на приветствие прошагавшего навстречу юного курсанта. – Меньше никак не получится.

– Тогда самое главное покажи.

– Это дело другое.

Во дворе школы курсанты играли в волейбол – парни против девушек. Сергей пояснил:

– Сейчас перерыв.

Они подошли поближе. Болельщики, окружившие импровизированную волейбольную площадку, расступились перед ними. Игру судила тоненькая девушка в спортивном костюме, сидевшая на судейской вышке.

– Тринадцать – тринадцать, мяч направо, – провозгласила она, мельком глянув на подошедших.

– Молодцы у вас девчата, – удивился Балабанов.

– Молодцы, – подтвердил Сергей.

Андрей обратил внимание, что его спутник больше смотрит на судью, чем на игру.

Вскоре встреча закончилась, болельщики кинулись поздравлять команду-победительницу. Девушка подбежала к ним.

– Знакомьтесь, – сказал Сергей.

– Маша, – протянула девушка горячую ладонь и добавила: – Млечина.

Балабанов представился.

– Вы сами не играете в волейбол, только судите? – спросил Балабанов, так пристально разглядывая ее, что Маша на несколько мгновений смутилась.

– Играю, Андрей Николаевич, – чуть улыбнулась она, отчего на щеках образовались две ямочки. – Но сегодня решила не рисковать.

– Не рисковать?

– Боюсь случайную травму получить.

– Маша – член нашей команды, – пояснил Сергей. – Будет прыгать в Тушино.

– Ясно. Та самая, единственная? – спросил Балабанов.

– Единственная, – серьезно подтвердил Сергей.

Затяжной прыжок Андрея Балабанова оказался удачным, и руководство Центральной парашютной школы по инициативе Сергея пригласило его прочитать для слушателей лекцию о теории и практике этого прыжка.

Андрей дозвонился до шефа и выпросил отсрочку на четыре дня, с тем чтобы поближе познакомиться с работой школы и рассказать о ее основных направлениях на собрании сотрудников ленинградского КБ.

Готовиться к лекции Андрею оказалось неожиданно интересно. Листая справочники, учебники, инструкции, он сопоставлял их с теми ощущениями, которые сам пережил во время затяжного прыжка. Кроме того, он был в курсе новейших достижений в области парашютостроения и потому легко находил в справочном и учебном материале устарелые, а то и попросту неверные вещи.

Сидя в гостиничном номере, он готовил текст своей лекции. То присаживался к столу и набрасывал несколько фраз, а то и слово-другое, то снова принимался расхаживать от окна до двери и обратно.

«Прав Христофорыч, – подумалось ему. – Нет муки сильнее муки слова. Впрочем, до него это сказал кто-то из великих писателей. А я, невольно, конечно, обрек Чайкина на эти муки…»