Бракоразводная эпидемия коснулась и высоких чиновников, присланных в Россию.
Английский консул Дуглас Янг уже разведенным приехал в Архангельск и влюбился в молоденькую северянку, на которой вскоре женился. Брошенная жена обратилась к своей королеве, чтоб та наказала неверного мужа. Женитьба Дугласу Янгу, по сведениям дотошной прессы, стоила дипломатической карьеры.
Женился на русской красавице и подполковник Джордж Стюарт. Узнав об этом, его соотечественник консул Феликс Коул нанес визит Джорджу Стюарту, поздравил его с женитьбой и в присутствии офицеров корпуса от имени президента США произнес торжественную речь.
Записи этой речи не сохранилось, но суть ее примерно такова:
«Америка должна брать для себя все лучшее, что есть в мире, не исключая и красоту женского тела. Американец должен жениться на здоровых и красивых женщинах, не важно, к какому роду-племени они принадлежат. Важно, что они будут рожать здоровых и красивых американцев».
Присутствующие на свадебном ужине офицеры отметили, что у подполковника Стюарта русская жена – на загляденье. Не случайно от имени президента Америки Коул поздравил своего соотечественника: здоровая и красивая жена – ценное приобретение для американской нации.
Как человеку, которому не чужды «ноухау», он сказал:
– Бог велит: Америка ни в чем и никому не должна уступать первенство – если не отдают по-дружески, надо купить. Если не желают продать, надо найти нужных людей, которые из личных побуждений уступят первенство. У любого человека можно обнаружить тысячи изъянов и на каждом изъяне сделать бизнес. Женитьба – это приглашение к бизнесу. И всегда надо помнить, что Америка в любой отрасли первенство никому не уступает.
На Русском Севере все еще шла война. Жениться и умирать никто никому не запрещал. Но спасать имущество, завезенное с учетом, что русские уступят Север, еще было возможно.
Генерал Айронсайд недоумевал, почему он, командующий американским Экспедиционным корпусом, подобной радиограммы не получил от своего президента? Британцы уже готовятся к эвакуации. Склады, естественно, уничтожат. Войска вот-вот погрузятся на корабли. Транспорта у них достаточно.
В эти дни генерала одолевали тягостные мысли. В дневнике он запишет: «Меня спрашивают офицеры: если британцы оставят Архангельский фронт, кто будет защищать от большевиков Русский Север? Сами русские? Да они же завтра перебегут к большевикам. Достаточно того, что в один день (видимо, имелось в виду 22 июля 1919 года) дезертировала к большевикам третья рота 6-го Северорусского полка».
В тот же день генерал приказал:
– Для острастки перед строем расстреляйте несколько русских. На первый случай хотя бы пять-шесть солдат.
Русские офицеры ублажили американского генерала – расстреляли четверых солдат из второй роты этого мятежного полка. Роту разоружили. Но куда девать разоруженных? Отпускать на все четыре стороны больше сотни разоруженных солдат – это значит Красная армия пополнится еще одной ротой обученных бойцов.
Командование союзных войск решило не рисковать. Для разоруженных русских нашли место на пароходе «Уортон Белл», который из Онеги вернулся в Архангельск с остатками десанта.
Под усиленным конвоем погрузили русских мятежных солдат на пароход, и пароход еще не успел отойти от причала, как между русскими и британцами завязалась драка. Зачинщиком драки был английский матрос. Русских солдат он обозвал дикарями.
– Вам место в трюме под замком! – выкрикивал он, не выпуская из рук винтовки.
Но долго выкрикивать ему не дали – о палубу раскололи череп.
Роту русских солдат усмиряли целым батальоном. Избитых и покалеченных мятежников перевели на британский военный корабль «Фокс».
Ближе к полночи, уже в сумерки, корабль «Фокс» вышел в море. Рыбаки Солзы (они вели промысел за Унским маяком) видели, как с военного корабля сбрасывали в море какие-то грузы. Рыбаки предположили, что интервенты избавляются от замордованных узников мудьюгского концлагеря.
Когда в реке Солза начинается прилив – заметно поднимается море, вода на целых два километра затопляет прибрежное пространство, река меняет течение, вместе с бревнами разбитых плотов плывут еще не съеденные рыбами трупы. По одежде трупов замученных рыбаки определяют, кого в этот раз казнили интервенты.
С очередным приливом волна выбросила на песчаный берег труп русского солдата. Труп оказался еще не тронутый рыбами. Нательный серебряный крестик свидетельствовал, что солдат был православной веры, и жители поселка похоронили его не как утопленника, а как рыбака, отдавшего Богу душу на берегу родного Белого моря.
В июле бои шли уже на подступах к Архангельску. В штаб Северного фронта поступали сведения, что интервенты при отходе предают огню склады на железнодорожных станциях. Среди бела дня загорелись вагоны с имуществом на станции Пермилово. Подорвана водокачка на станции Ломовое. Тогда многие говорили: «Это действия красных партизан».
Были, оказывается, и партизаны «зеленые» – дезертиры, которые не желали служить в любой армии, Вооруженные не только карабинами, но с пулеметами, они грабили население и железную дорогу. Белогвардейцы устраивали на них облавы – ходили якобы на красных партизан.
Но местным жителям, той же Обозерской, было известно, что партизаны по общему плану штаба Северного фронта выдвинулись на Северную Двину, и трофейными орудиями обстреливают корабли Экспедиционного корпуса – перекрывают интервентам пути отхода в Белое море.
Не имея надежных лоцманов и не зная реки, интервенты часто сажали свои корабли на мель, часто даже буксиры не могли выручить. К лету реки обмелели, на отдельных участках, например, Онегу можно было переходить чуть ли не вброд.
Требовалась глубокая расчистка фарватера, но воюющим сторонам было не до расчистки. Тяжело груженые транспорты, как правило, становились добычей местных крестьян.
Чуть ли не каждый день горели вагоны и склады с имуществом, которое принадлежало Белой армии. На полустанке возле поселка Емцы обозерским железнодорожникам удалось спасти вагон с шинелями и зимними головными уборами нового покроя. Островерхие суконные шапки напоминали собой шлемы русских богатырей, а шинели с цветными суконными застежками – как доспехи на кольчуге.
По мобилизационному плану русского Генштаба предполагалось к 1915 году переодеть армию так, чтоб не было никакого сходства с армией Германии. На картах и на местности заменялись немецкие названия русскими. Но перед войной успели только Санкт-Петербург переименовать в Петроград. Русские патриоты настаивали впредь не допускать слепого подражания Западу. Теперь даже рекламу давали только на русском языке. Так как деньги упали в цене, штрафов не боялись. В Архангельске, например, по воскресным дням на Троицком проспекте около Боровской церкви устраивали экзекуции – штрафовали розгами.