Ллойд Джордж требовал не спешить с эвакуацией, дескать, Красная армия на Севере ослаблена настолько, что способна воевать оружием, которое некоторые союзники передают большевикам в обмен на обещание расплачиваться сырьем.
В британских газетах появилось сообщение: Англия эвакуирует только часть войск. Подойдет пополнение – и боевые действия закончатся победоносным окончанием войны.
У Дугласа Янга было свое видение войны в России.
Он пишет Ллойду Джорджу:
«…отправка новых войск в Россию и безуспешная попытка, о которой сообщается в сегодняшних газетах, оккупировать Онегу, является не чем иным, как проявлением нашей агрессии, что влечет за собой ужасающее кровопролитие и разрушения. Эта агрессия может рассматриваться как провокация и приведет только к тому, что большевистское руководство потеряет всякое терпение и начнет действовать вопреки собственным и нашим интересам».
И тут же «…вот уже более года мой голос звучит подобно гласу вопиющего в пустыне. Министерство пренебрегает мной и считает довольно опасным безумцем, а коллеги по дипломатической службе относятся ко мне как к “славному парню с причудами”».
Но даже в том его положении Янг готов был предложить свои услуги для обеспечения бескровной эвакуации.
Он пытается с риском для жизни (предстояло нелегально переходить фронт, притом в незнакомой местности, без проводника, пользуясь старой английской картой) попасть через Архангельск в Вологду или даже в Москву.
А ведь он иностранец, слабо знающий русский язык. Здесь, в чужой стране, в российской глубинке, в прифронтовой полосе, его дипломатический иммунитет не действует. При первой же проверке Янга могли принять за шпиона и, как тогда в ходу было выражение, «поставить к стенке».
Он готов был пойти на этот риск «не ради правительства, чья слепота и безрассудство в основном способствовали возникновению теперешней ситуации, а во имя интересов моей родины, чувства гуманизма и всеобщего мира».
Позже в докладной он напишет:
«Британские генералы и адмиралы до сих пор явно терпели неудачу в России, но не потому, что они плохо знают свое дело, а потому, что они совершенно не разбираются в психологии другого народа».
Вот с такой оплеухой для британского правительства письмо ушло в министерство.
Примерно в те же дни его американский коллега У.Х. Бакклер посетил в Стокгольме советского представителя Литвинова. Итог встречи – признания Бакклера, которое он огласил в английском Министерстве иностранных дел:
– Большевики, без сомнения, в любое время согласятся на перемирие на Архангельском фронте.
– Значит, стоит аргументы господина Янга принять к сведению?
– Безусловно. Нецелесообразно поддерживать еще один костер войны. К письму консула Янга надо отнестись с большой долей ответственности.
Судьбу письма опытного дипломата решило то обстоятельство, что в эти три летних месяца Гражданской войны произошли важнейшие события – победа белых армий на юге России и на Украине.
К боевым действиям на Севере в штабах Антанты относились скептически. В печати подавались они как бои местного значения.
Лондонские газеты всячески преуменьшали роль Северного фронта.
Воевать в северных широтах оказалось не так-то просто: короткое холодное лето и до бесконечности продолжительная зима отрицательно сказались на моральном духе войск Антанты.
В офицерской среде британцев, как отметил в своем дневнике консул Янг, ходили разговоры о прекращении боевых действий, «от которых уже ничего не зависит. Судьба войны уже предрешена, и не нужно испытывать на себе еще одну арктическую зиму».
Газеты писали в унисон английскому консулу, как бы подводя итог экспедиции «Полярный медведь».
«Столкновения в районе Архангельска были всего лишь каплей в море по сравнению с перспективами, которые открывали победы на юге России».
Украина упоминалась как административное образование, скоропалительно рожденное германскими оккупационными войсками.
В Германии началась революция, и немцы торопливо покидали Украину.
С такой же поспешностью экспедиционные войска покидали Русский Север. Но для видимости оказывали упорное сопротивление.
В отличие от немецких интервентов, которые в Россию ничего не завозили, а только вывозили, английские и американские интервенты успели завезти тысячи тонн ценных грузов, рассчитывая оставаться здесь надолго, если не навсегда.
В пасмурную погоду под нудным моросящим дождем корабли Антанты покидали Северную область Европейской России.
На календаре был сентябрь 1919 года.
В Архангельске белые ночи закончились в июле. Силу набирал «сиверко» – студил белесые волны морских просторов, знобящий холод загонял зверя в глубь материка.
На глухих озерах Большеземельной тундры птицы собирались в стаи, возбужденными голосами давая понять, что готовы оставить родные гнездовья и по сигналу вожака задолго до рассвета подняться в небо и лететь в теплые края – повторять путь своих предков, чтоб в лучах весеннего солнца вернуться на родину.
Вслед за ласточками улетели скворцы. В их пересвисте на прибрежных ивах слышалась особая грусть. Им предстояло преодолеть не одну тысячу верст, чтоб добраться до вечнозеленых берегов Нила.
На осеннем берегу Северной Двины красный командир Георгий Насонов читал молодой учительнице Фросе Косовицыной стихи собственного сочинения:
Скворцы после дремы ночной,
Оставив речные осоки,
Под небом родным и высоким
Летят, чтоб грустить там, где зной.
Но наши скворцы не грустят,
Купаются в солнечном свете,
Их Африка радостно встретит:
Они из России летят.
Этим молодым людям, на себе испытавшим интервенцию, хотелось говорить только о прекрасном… А самое прекрасное это – Родина.
Вслед за скворцами над Северной Двиной летели гуси. Перед Холмогорами свернули на юго-восток. Гуси летели над задымленными просторами все еще воюющей России…
А на запад, к далеким туманным берегам, курс держали корабли Экспедиционного корпуса «Полярный медведь». И вряд ли согласятся эти «медведи», подобно перелетным птицам вернуться на Русский Север.
Их там не ждут, но всегда готовы встретить должным образом.
Волк, вырвавшись из одного капкана, в другой постарается не попасть.
Иное дело человек с агрессивными устремлениями…
Залиман
2009 год.