– Не могу сказать, – самой интонацией Телман отвергал возможность его использования в качестве орудия убийства. – Кухарка отвечала, что он всегда на месте; так оно было и при обыске. При этом она стала совершенно неописуемого цвета, но, как мне кажется, не врала. По-видимому, очень хорошо вышколенная женщина – не кричала и не ругалась. Понимающая особа, – он пожал плечами. – Не знаю, что Карвел сделал с орудием убийства. Надеюсь, мы его отыщем, когда нагоним сюда побольше наших людей. Вот мое мнение, сэр: Карвел расколется, когда мы засадим его в тюрьму и он поймет, что больше ни к чему темнить и увиливать от ответа. Он запаникует и выдаст недостающую информацию.
– Возможно, – сказал Питт. Но сам он в это не верил, что явно сказалось в тоне ответа.
Телман надулся. Он был по горло сыт колебаниями шефа и не желал больше скрывать своего неудовольствия.
– Нет никакой причины не арестовать его сейчас же! Мы не знаем всех подробностей, но это только вопрос времени. Если мы даже не сможем уличить его в убийстве кондуктора, то имеем основания притянуть его к ответу за Арледжа и Скарборо. – Он повернулся и отступил на шаг. – Послать за нашей перевозкой или мы наймем экипаж? Думается, хлопот с ним не будет, не тот человек.
– Да, – неохотно ответил Томас. – Отвезем в экипаже.
Он уже хотел было просить не причинять Карвелу лишних неприятностей, унижающих достоинство, но вдруг подумал, как это будет глупо с его стороны и как это повлияет на поведение Телмана.
– Так вы что, не идете со мной? – спросил удивленно Телман, уже готовый съехидничать по этому поводу.
– Я сам арестую его, – ответил Питт, – а вы отвезете его в участок. Я хочу еще побыть здесь и посмотреть, не найдется ли чего из улик.
Карвел не удивился, когда они вернулись. Он все еще сидел в холле, там, где его оставили, бледный и ослабевший. Поднял голову, заслышав шаги Питта. Он ничего не сказал, но в глазах его стоял немой вопрос.
– Джером Карвел… – Томас ненавидел сам звук своего голоса, когда произнес столь знакомое обращение. Абсолютная его официальность и перемена интонации помешали Карвелу сказать, что он хотел. На лице его появилось тупое, испуганное выражение. Все его страхи воплотились в действительность. – Я арестую вас за убийство Элберта Скарборо.
– Но я его не убивал, – тихо и безнадежно ответил Карвел, встал, вытянул вперед руки и взглянул на суперинтенданта. – И никого не убивал.
На это Питту нечего было ответить. Он хотел бы ему верить – и какая-то крохотная часть его существа верила, – но больше нельзя было не обращать внимания на очевидное.
– Инспектор Телман отвезет вас в участок. Наручники не потребуются.
– Спасибо, – ответил Карвел едва слышно и, покорно сгорбившись и побледнев как полотно, пошел с Телманом по холлу к выходу. Он не делал никаких попыток бежать, тем более освободиться от крепкой хватки инспектора. Вся живость жизни, даже сама жизнь как будто оставила его, и казалось, что он воспринимает удар судьбы как нечто долгожданное и неизбежное.
Питт поднялся наверх в комнату дворецкого и тщательно, педантично, шаг за шагом ее обыскал. Он не нашел ничего нового, кроме того, о чем уже рассказал Телман. Опять сошел вниз и осмотрел дом, парадные комнаты и помещение для слуг, рабочую комнату дворецкого, гостиную экономки, кухню, прачечную, посудную и туалет – и не нашел ничего интересного. Наконец он вышел в конюшню к стойлам, где, по словам лакея, Карвел держал лошадь, – у него была легкая двухместная коляска, которой он иногда пользовался для прогулок летним днем, и делал это умело и с удовольствием. За лошадью смотрел мальчик, следящий за обувью, который радовался любому предлогу, чтобы улизнуть из дому, тем более что в доме было не так уж много обуви, чтобы он торчал там целый день. Мальчишка также помогал садовнику в свободное время, но зимой, когда требовалось больше усилий для чистки обуви и ухаживания за лошадью, его оставалось не так уж много.
– Да, сэр? – спросил он с очень деловым видом, когда Питт обратился к нему. Широкое и добродушное лицо мальчишки было очень озабочено.
– Можно посмотреть стойло и каретный сарай? – спросил Питт, хотя такой вопрос был просто данью формальной вежливости. Он бы не принял отказ.
– Да, сэр, если пожелаете, – удивился мальчик. – Но у меня ничего не украли, все на месте, сэр. Вон там коляска и вся упряжь, всё здесь.
– Тем не менее я хотел бы взглянуть.
Питт прошел мимо него к двери конюшни. Давно он не имел дела с лошадьми. Тепло, исходящее от животного, вымощенный булыжником двор, острый запах кожи и смеси для чистки упряжи – все вызвало воспоминания о давних днях там, в усадьбе, где он вырос, о конюшне и подсобных помещениях, о сеновале. Томас вспомнил ощущение от поездки на оседланной лошади, ее силу и стремительность и как он соотносил эту стремительность со своей направляющей волей; искусство и радость слияния с животным в одно летящее по полю существо. А затем, когда он скреб и чистил лошадь и отводил ее в стойло, как болели все мышцы и он чувствовал особый душевный подъем, а потом на душу нисходил покой… Как давно это было! Да, его сейчас поняла бы Далси Арледж, с ее любовью к лошадям, и долгой охоте с гончими, и к этой мышечной усталости до изнеможения, когда боль – наполовину удовольствие.
Томас рассеянно потрепал лошадь по шее. Мальчик следовал по пятам.
– А ты ее чистил сегодня? – спросил Питт, поглядев на копыта и увидев пятна грязи, а также несколько сухих травинок на бабках.
– Нет, сэр, потому что мистер Скарборо исчез, и никто не знает, что приключилось, и вся кухня ходуном ходит.
– Но вчера вечером ты коня чистил?
– О, сэр, это верняк. Сиял, как новый пенсовик, это уж точно. У него такая здоровски хорошая шкура, сэр. Правда, Сэм? – спросил он, дружески похлопывая коня по щеке и получив в ответ нежное пофыркивание.
Питт указал на грязь.
– Нет, грязи вчера не было, – сказал негодующе мальчик. – А! – Он побледнел и вытаращил глаза. – Вы считаете, что кто-то на нем ездил? Ночью, стало быть, да?
– Похоже на то, – ответил Томас, осматривая пол конюшни, чтобы удостовериться, не видно ли следов грязи от копыт. Но пол был безукоризненно чист – сапожный мальчик обязанности грума исполнял прилежно. – Давай осмотрим коляску.
Томас повернул к каретному сараю. Мальчик теперь едва не наступал ему на пятки.
Питт распахнул дверь сарая и увидел на возвышении щегольскую коляску со сверкающими на солнечном свету металлическими деталями. Краска так и блестела новизной. Суперинтендант повернулся к груму.
– Посмотри внимательно. Взгляни на упряжь. Все так, как ты оставил в последний раз?
Последовало долгое молчание, пока мальчик тщательно все оглядывал – каждый кусочек кожи и металла, ни к чему не притрагиваясь. Наконец он глубоко вздохнул и обернулся к нему.
– Не могу сказать наверняка, сэр. Вроде все как было, но я не уверен насчет поводьев. Упряжь висела на вон том крючке, но мне кажется, что мундштук с цепочкой перевернут. Но, конечно, поклясться, что так и было, не могу.