Ничего не ответив, Питт заглянул внутрь коляски. Все чисто, все блестит, дверцы закрыты, на сиденьях ничего.
– Ее брали, сэр? – спросил мальчик прямо из-за спины.
– Насколько я могу видеть, нет, – ответил Питт, сам не понимая, разочарован он этим или, наоборот, чувствует облегчение.
Томас отпер дверцу и открыл ее. Она широко распахнулась на хорошо смазанных петлях. Он взглянул на ступеньку и увидел нитку ткани, запутавшуюся вокруг винта, на котором держалась подножка. Питт нагнулся, ухватил ее и очень легонько потянул к себе. Затем поднял, чтобы осмотреть на свету. Она была длинная, почти бесцветная и свивалась кольцами.
– Чего достали? – спросил мальчик, во все глаза глядя на руку полицейского.
– Еще не знаю, – ответил Томас, но это была неправда. Он почти не сомневался, что это нитка из шелковых ливрейных чулок. – Спасибо, – сказал он, – посмотрю, нет ли здесь еще чего-нибудь. А мистер Скарборо пользовался коляской, не знаешь?
– Нет, сэр. Мистер Скарборо всегда оставался дома, сэр, мистер Карвел сам ею правил, а если кого посылал с поручениями, то это был я.
– А ты носишь какую-нибудь ливрею?
Лицо мальчика расплылось в широкой усмешке.
– Кто, я? Нет, сэр. Мистер Скарборо с ума бы сошел, если бы я такое захотел. И быстро сбил бы с меня нахальство, это уж точно.
– А чулки ты надевал когда-нибудь, шелковые?
– Нет! А зачем? – Мальчишка снова взглянул на нитку в руке Питта и сразу стал серьезен. – А это от чьих-то чулок?
– Возможно.
Питт предпочел бы, чтобы тот ничего не понял, но теперь было уже поздно и от вопросов не убережешься. Да если бы Скарборо и сам пользовался коляской, это все равно ничего не доказывает. Томас завернул нитку в бумажку и убрал ее во внутренний карман. Не надеясь, что мальчишка не разболтает о нитке всем домочадцам, он все же попросил его не делать этого.
– О нет, сэр, – ответил мальчик торжественно, отступив на шаг и внимательно наблюдая за тем, как Питт тщательно обыскивает снова коляску, а потом сарай, прежде чем прекратить поиски. Вид у сыщика был почему-то усталый, словно из него выжали все силы.
Питт не вернулся на Боу-стрит. Он непонятно почему был сердит; ему чертовски не хотелось ехать сейчас в участок и слушать, как Карвелу предъявляют официальное обвинение. Фарнсуорт, наверное, пыхтит сейчас от удовлетворения… Питт почувствовал горечь во рту. У него отсутствовало ощущение победы. Все было так трагично, что он ощущал лишь мрак в душе и сердечную боль. Закрыв глаза, Томас мысленно увидел милое, умное лицо Далси и то выражение ужаса и потрясения, когда он рассказал ей, что ее муж любил мужчину. Она готова была смириться с тем, что у него есть связь на стороне, но то, что этот человек не женщина, а мужчина, казалось, совсем сокрушило ее.
И все же, несмотря на глубочайшее отвращение, которое у Питта вызывал сам этот факт, он не мог до конца поверить, что убийца – Карвел.
Томас дал кэбмену адрес Найджела Эттли. Конечно, все это ни к чему, но он хотел сказать ему, что знает, кто напал на Джека. Что это он, сам Эттли. Ему доставит большое удовлетворение видеть, как этот человек испугается, а Джеку это вряд ли повредит. Но если Эттли захочет навредить, то он все равно это сделает, несмотря на Питта.
Когда он приехал, Эттли не было дома, что привело его в бешенство, хотя удивляться было нечему. На носу были выборы, и он может теперь отсутствовать целыми днями.
– Не знаю, сэр, – неохотно ответил лакей. – Возможно, он и вернется к обеду. Если хотите подождать, то можете расположиться в утренней комнате.
Питт мгновенье поколебался, но принял предложение. Он подождет ровно полчаса. И если Эттли к этому времени не вернется, он оставит визитную карточку с кратким, но загадочным посланием, которое, надо надеяться, здорово попортит политику нервы.
Примерно сорок минут он ходил взад-вперед по элегантно, хотя довольно скупо обставленной комнате, причем при всей своей простоте она казалась удивительно комфортабельной. Потом он услышал доносившийся из холла резкий, удивленный голос Эттли.
– Питт? А теперь зачем он явился? Наверное, бедняга потерял надежду? Не понимаю, чем я-то ему могу помочь… Господи боже, когда я попаду в правительство, то первым делом наведу порядок в полиции. Извините, Уэлдон. Я буду через несколько минут.
Томас услышал громкие быстрые шаги по выложенному мрамором полу. Распахнулась дверь утренней комнаты, и на пороге остановилась высокая, плечистая фигура. На Эттли были светлый костюм и прекрасно начищенные ботинки. Он выглядел беспечно и в то же время в высшей степени самоуверенно.
– Добрый день, суперинтендант. Чем могу служить вам на этот раз?
– Добрый день, мистер Эттли, – ответил Питт. – Я приехал сказать, что мы узнали, кто напал на мистера и миссис Рэдли позавчера, хотя еще не совсем точно знаем, почему совершилось нападение. – И поднял, словно удивляясь, брови. – Потому что это все выглядит как неумная и совершенно бессмысленная попытка.
– Я склонен думать, что все подобные нападения довольно бессмысленны, – ответил Эттли и оперся, улыбаясь, о косяк. – Но это очень вежливо с вашей стороны – приехать ко мне и сообщить, что вы разгадали загадку. – Он взглянул на Питта, немного поколебавшись, и затем продолжил: – Так кто же это, Палач из Гайд-парка или какой-нибудь случайный вор?
– Ни тот и ни другой, – ответил так же спокойно Питт. – Это был политик-проныра, который надеялся извлечь маленькую выгоду из сегодняшних трагических событий в надежде выгадать тем самым себе теплое местечко. Не думаю, что он действительно хотел убить мистера Рэдли…
Эттли побледнел. Он все еще опирался о косяк, но теперь поза его стала напряженной.
– Вот как! – сглотнул он, не отрывая взгляда от Питта. – Вы хотите сказать, что кто-то желал отделаться от Рэдли? Запугать его, чтобы он снял свою кандидатуру на выборах?
– Нет, не хочу, – ответил Томас, не отводя взгляда, – он просто хотел выставить в нелепом свете позицию Рэдли как человека, защищающего полицию, и сделать его посмешищем в глазах общества.
Эттли молчал.
– Но это оказалось не так легко и просто, как он предполагал, – продолжал Питт, – потому что нападение рассердило некоторых очень влиятельных людей…
Эттли опять сделал было глотательное движение, но у него перехватило горло. Руки его были теперь опущены, он нервно сжал кулаки.
– В некоторых кругах, – прибавил Питт, улыбаясь. – И это все люди, обладающие такой властью, что даже выразить трудно.
– Вы хотите сказать… – Эттли осекся.
– Да, именно это я и хочу вам сказать, – подтвердил Томас.
Политик откашлялся.
– Что… что вы собираетесь в связи с этим делать? Полагаю… у вас нет доказательств, иначе бы вы арестовали этого человека, не так ли? Ведь, в конце концов, это оскорбление личности?