У Тарасова и Мачихина не хватало боевого опыта. Это верно. Но разве мало его у начальника политотдела Ф.П. Дранищева, вышедшего победителем в Осовце в схватке с фашистами?.. В маневренной комсомольской были командиры, обстрелянные на Халхин-Голе, в снегах Финляндии, на полях Бессарабии и Западной Украины, на Даугаве, – Шебалков и Тоценко, Мосалов и Приходько, Гречушников и Журавлев, много других. Почему же и на них легла тень недоверия?..
Надо отдать должное: судя по документам архивов, ни Мачихин, ни Шишкин, ни Тарасов при его крутом нраве свои умонастроения, сумятицу душ своих не выдали подчиненным. К главной цели рейда не вели, но диверсионные вылазки поощряли.
Но и недолгая оторопелость командования не проходит даром. Любой, даже малейший промах на войне – это жизни! Именно сознание беды, нависшей над десантниками, захлестывало в эти дни комиссара бригады Мачихина, который, наверное, острее других понимал судьбу соединения, волею партии был обязан заботиться о жизни молодых воинов, всех десантников МВДБ-1.
Горше других переживал переподчинение майор Н.Е. Тарасов. Для него, человека максималистского нрава, указание фронта было равносильно пощечине. Как замечает в своем письме Степан Иванович Козлов, бывший старший инструктор политотдела 1-й маневренной воздушно-десантной бригады, в ту пору «командир бригады Н.Е. Тарасов – кадровый командир, мастер парашютного спорта, много кричал, нередко был груб. Как мне показалось, в обстановке он был дезориентирован, как-то сник…»
…Под соснами, окольцованными бойцами охраны, совещались комиссары рот и батальонов. Мачихин хотел знать настроение десантников, посмотреть в глаза своим помощникам в критические часы. Он понимал, что бригада тронется в поход после выяснения судьбы 204-й и ее руководства. Он надеялся: не сегодня-завтра это случится. Он слушал короткие доклады, реплики военных комиссаров и убеждался: подразделения другого не ждут – только приказа о наступлении. Так оценивали обстановку военкомы. Так думал и Мачихин. Его редко видели в эти дни в штабном шалаше – с порученцем на лыжах посещал он роты, взводы саперов и разведчиков, минометчиков и связистов…
– Валенки прохудились – пальцы видны. – В голосе комиссара-3 Лукина недовольство и упрек. – Обогреться невозможно…
Комиссар бригады остановил Лукина:
– Георгий Исаевич, не обходите главное. Боеготовность батальона интересует. Настроение бойцов.
– Если не тянуть резину… Ждать да догонять – морока! Десантники здраво оценивают момент. Пусть мы хоть полмиллиона пуль фашиста примем на себя, но отвлечем немца от Москвы и Ленинграда. Умереть за это…
И вновь Мачихин досадливо повел плечами:
– Мы сюда не на заклание посланы!.. Малой кровью достичь цели.
– Так и поступаем, товарищ старший батальонный комиссар!
– Докладывали мне, грубите с подчиненными! Давайте начистоту!
Комиссар-3 заговорил горячо: оправдания сыпались мелким горохом! Но Мачихин достоверно знал: заносчив Лукин. Его мнение, как свидетельствуют участники лыжного рейда, не ошибка.
«Был привал. Мы с командиром взвода Семеновым расположились поблизости от комбата и комиссара, – пишет из Белой Холуницы Афанасий Лукьянович Беляев, бывший парашютист 3-го батальона МВДБ-1. – Голодные были, израненные. И не было курева. А без махорки – труба!.. Командир взвода толкует: «Уши вспухли – курнуть бы! Сходи до комиссара, разживись…» Большой смелости и терпения был наш старший сержант. В трех местах перебита была левая рука – ходил с нами наравне!.. До призыва работал на Уралмашзаводе. И в финскую пахал брюхом снега – порох нюхал… В тяжелые минуты словом, взглядом ободрит – славный парень. Но вот пошел я к комиссару. Чтобы обратиться по всей форме, а я на тебе: «Товарищ комиссар, командир взвода просил табачку на закурку!» Вспрыгнул Лукин, как ужаленный, глаза по плошке: «Во-первых, мы не курим! А если бы и курили, не дали бы. Не умеешь обращаться! Так и передай своему взводному!» О себе-то комиссар – «мы», а мне – «ты». Да еще гаркнул картаво: «Кругом марш!» Конечно, мне нет оправдания: служба есть служба. Но комиссар-то умнее, по-моему, должен быть. Да что там – война!»
Но вернемся к совещанию комиссаров. Поднял тогда Мачихин и Николая Бессонова, военкома 1-го отдельного батальона. Коммунисты замечали, что комиссар не рвется во взводы и роты, больше в шалаше….
– Николай Владимирович, прошу быть поближе к бойцам. Она, эта близость, сегодня важнее важного. Он, боец, наша боль, наша радость, наша гордость. Прошу всех запомнить это!
– Командиры и политработники Четвертого батальона учат бойцов упреждению, товарищ старший батальонный комиссар. – Военком Михаил Куклин сурово смотрел на Мачихина. Глаза ввалились, как после болезни. Голос сухой, с сердитой нотой. Батальон, кроме командира Вдовина, уже потерял убитыми, ранеными, обмороженными десятки и десятки парашютистов. – Мы учим быть в лесу по-звериному чуткими, по-совиному зоркими в темноте. Опережать врага во всем. Первым вскинуть винтовку. Первым метнуть нож в горло фашиста. Только первым! Хочешь победить – будь первым!
– А песни мурлычете? – Мачихин увидел, как озадаченно вскинули головы военкомы, как запнулся Куклин. Пояснил: – Песня говорит о любви к жизни. Без этой любви, братья-славяне, нет нам ходу к победе.
– Песня с первым светом. Ноет и ноет «костыль», нехай ему все лыхо! – отозвался Петр Яковлевич Копач. – С едой плоховато, товарищ комиссар.
– Слышали жалобы, товарищ политрук?
– Молчком переносят голод…
– Да, условия отличаются от тех, каких ожидали. Да, бригада открыта с воздуха. Оттепели назревают, а мы в валенках. Все это так и есть, орлы мои боевые…
Мачихин подумал: как все-таки важно, чтобы бойцы верили командирам. Ведь все они едва вступили в жизнь, комсомольцы-добровольцы. Юные души должны подсознательно чувствовать: мы мудрее, хитрее, отважнее врага! Большую тревогу вызывало поведение Тарасова: грубость, жесткая требовательность, резкость по всякому поводу. Вон уже и комиссар Бессонов взял за удачу окрик. Комиссар!.. Не погасить бы огонек отваги в сердцах молодых бойцов. Нельзя допустить, чтобы наступило разочарование…
– Мои поучения вам, возможно, покажутся скучными, товарищи комиссары. Вот, мол, нашелся самый умный – глаголит, как пророк с трибуны! – Мачихин расхаживал в кругу собравшихся. – Не самый умный. Не самый опытный. Не больше других хлебнул ветра войны. Но прошу вас, орлы мои, не терять лица. Лица коммуниста! Авторитет завоевывайте в первых рядах атакующих. Если наступать – впереди. Если отходить – цепь замыкает комиссар. Где сечет пуля быстрее, где ближе к врагу – вот место комиссара, политработника. Очень это важно теперь, когда трудно. Есть такое присловье: лучше зажечь одну свечу, чем всю жизнь проклинать темноту. Против нас сегодня, как сообщает разведка, солдаты и офицеры из частей СС, из дивизии «Мертвая голова» и Двести восемьдесят первой дивизии охранных войск. Мы говорим: головорезы. Правильно говорим! Но нужно и предупреждать бойцов и командиров: ловкие, тренированные, наторевшие в боях головорезы. Таких голыми пальцами не пощупаешь!.. Отсюда – боевая учеба. Молодцы в Четвертом батальоне!