От Катаева с капитаном Пасько вражеский пулеметчик был метрах в семи. Трассирующие пули отсекали путь и указывали немецким автоматчикам и «кукушкам» цель.
– Катаев, не отставать! – Пасько длинноногий, каждый шаг на лыжах сажень!
Яков Катаев впопыхах хлестнул из автомата по немцу. Стреляет, гад ползучий! Гибнут десантники. Показалось связному, что комиссара Куклина перевязывают под кривой ольхой. И вот из-за дерева на гитлеровского пулеметчика прыгнул кто-то из бойцов, замолк пулемет!
«Когда закричали «ура», откуда только и сила взялась, – продолжает Я.И. Катаев. – Смяли заслон. Мокрые от пота, возбужденные, пересекли зимник. А ведь голодали уже суток пять. Как ушли с базы на болоте Невий Мох, так самолеты и потеряли с нами связь. На той стороне зимника, в лесу, у меня молоты в голове забухали. Я забылся и спрашиваю Петра Максимовича, который очутился рядом со мной, что тут делают. Он удивился: «Людей в порядок приводят после боя». А мне так захотелось есть, что просто хоть помирай! В вещевом мешке у меня была толовая шашка, похожая цветом и размером на гороховый концентрат. В беспамятстве обрадовался. Откусил уголок – сладковатая горечь! Плевался всю дорогу…
После того что мне и моим товарищам пришлось пережить в тылу немцев, я решил еще в 1942 году: если останусь жив, пойду в хлеборобы. Так после войны и поступил. Двадцать два года отработал на комбайне и в почете ходил: избирался членом парткома совхоза и членом Зуевского райкома партии. Не бросил бы комбайн и досель, да сердце дает знак. Мне иногда становится горько и обидно до слез, что некоторые люди скоро забыли цену хлеба. А цена эта дорога!»
«…Передовой отряд бригады при выдвижении на юг Демянского котла составили лыжники 1-го отдельного парашютно-десантного батальона, – вспоминает Иван Шебалков, бывший оперативник МВДБ-1. – От штаба в нем был я, а от политотдела – инструктор Николай Павлович Сиделкин. Со стоянки севернее Доброслей вышли примерно в 21 час, а остальные батальоны и роты встали на лыжи позднее, как предусматривалось планом командования.
Скрытно приблизились к опушке леса, отгораживавшего село Пенно от болот. Оно осело на берегу речки Полы. Предстояло одолеть русло, занесенное снегом. Затем – дорогу. Но пока перед отрядом истомленных лыжников – полоса снежных траншей и окопов, огибающая околицу со стороны леса. Из уст разведки мы знали, что в них дежурят немцы. Да и ракеты, изредка вспархивающие из снежного марева, говорили нам: враг не дремлет!..
Сосредоточились на рубеже атаки. К сожалению, рубеж этот был отдаленным – метров 400 по чистому полю до укреплений. И все же цепочка десантников, развернутая по фронту, сумела добежать до гривки березняка без выстрелов: школа боев в тылу фашиста кое-чему уже научила ребят! Но вот противник враз осветил поле серией ракет и ударил по березняку разрывными пулями. По трассе пуль засекли шесть огневых, активных точек врага.
– Подавить! – приказал комбат И.И. Жук, вызвав к себе командира роты Алексея Дмитриевича Дмитриева, комсомольца, участника боев с белофиннами. Тот в свою очередь передал команду во взвод Степана Прокопьевича Шаха: «Забросайте гранатами!» Самые отважные десантники во главе с комсоргом Сашей Кокориным поползли по снегу из березняка…
– Ударьте минами! – дал приказ комбат-1 младшему лейтенанту Георгию Андреевичу Орлову.
Нужно признать, решающую роль в преодолении первой огненной черты сыграли именно ротные минометы. Точно поражали вражеские гнезда! Под минным прикрытием парашютисты двигались к дороге. Пулеметные точки врага располагались на крутом берегу речки Полы, и мы вскоре доползли, добежали до мертвой зоны, вздохнули. Разгоряченные боем, парашютисты попытались с ходу добраться до гитлеровцев, но перед ними возник отвесный обледенелый скат. На лыжах ни туда ни сюда. Бросали гранаты. Они рвались в глубоком снегу, не причиняя противнику вреда.
Комбат Иван Жук шугнул разведку искать пологие спуски.
– Не удалось Кокорину подавить точки! – досадовал он, в бинокль высматривая путь безопаснее. Посыльный от Дмитриева: западнее деревни Пасеки обнаружен разрушенный мост через Явонь. Группа бойцов кинулась на овладение – крупнокалиберный пулемет ударил в упор!..
Бой длился больше двух часов. Ночь пошла на убыль. Белое марево полыхало в ракетах, расцвечивалось трассирующими пулями. На стороне врага обнаружились танки, врытые в землю. Их блокировать никак не удавалось. В огневую схватку вклинился гарнизон немцев из деревни Старое Сахново. Десантники же никак не могли достичь главной дороги.
Нам был слышен гром минометных выстрелов в стороне села Бобково, левее фронта нашей атаки. Как мы полагали, там билась бригада, нацелившаяся на юг.
– Дмитриев, что не слышно Шаха? – нетерпеливо спрашивал Жук.
– Кинжальный огонь, товарищ комбат. Потеряли людей…
– Вызовите ко мне Булавчика!
Командир взвода комсомолец Андрей Булавчик явился из снежной мглы в порванном маскхалате. Доложился по форме.
– Отберите отчаянных ребят и выбейте немца из окопов!
Рывок группы Булавчика был стремительным и сокрушительным. По снегу, по льду, помогая друг другу, комсомольцы забрались на срез откоса. Пошла рукопашная. Крики. Хряск. Вопли раненых. Кто-то кубарем скатился вниз. Кто-то надсадно орал: «Бей!»
Иван Иванович Жук очень жалел, что не было в критический момент под рукой 1-й стрелково-парашютной роты Ивана Мокеевича Охоты, самых ловких и напористых ребят. Рота по приказу комбрига Тарасова была отозвана в резерв штаба МВДБ-1.
Как и рассчитывали при наметках плана движения, атаки передового отряда во главе с комбатом И.И. Жуком отвлекли внимание неприятеля от главных сил парашютного соединения. Бригада и подразделения 204-й ВДБ, воспользовавшись замешательством, пошли на прорыв между деревнями Пасеки – Бобково. Замысел оправдался вполне».
Об этой же схватке на берегах Явони рассказывает и Николай Васильевич Попов, лично участвовавший в бою под Пенно.
«Наш батальон действовал правее основных сил бригады. Дрались смело, без оглядки, как присуще десантникам. И голод, и холод, и снег – не в счет!
Комбат Жук в том бою часто поминал И.М. Охоту: явно недоставало находчивых, решительных бойцов. Досадовал он и потому, что не ощущал помощи комиссара Бессонова. Тот все время держался в тени, находя отговорки и ссылки при осложнении ситуации.
Иное дело Охота. Невысокий, жилистый, с живыми глазами, чернявый, он проявлял отвагу и сметливость в бою. Бойцы уважали своего командира. Он пожалуй, первым ворвался в деревню Малое Опуево и был ранен пулей в мягкие ткани бедра. По моему указанию лейтенанта должны были эвакуировать в лагерь на болото Невий Мох. Иван Мокеевич отказался наотрез. Два самых сильных лыжника роты тащили его на лямках, а он стоял на лыжах и командовал подразделением. Двадцатипятилетний коммунист не пожелал быть среди раненых и ожидать в неизвестности свою судьбу. В среде бойцов и командиров он чувствовал себя в строю, нужным для боя. Он не искал легкого выхода из тяжкой ситуации.