О тех же днях вспоминает и бывший заместитель начальника политотдела МВДБ-1, полковник в отставке, житель города Брянска Александр Иванович Сергеев:
«Бойцы словно и не знали устали. С комсомольским задором шли на задания. Помню, Алеша Александров иссох весь в переживаниях и без еды, а бежал первым на фашиста. У него и мысли не рождалось роптать на судьбу. Автомат его был всегда наготове. Спуску врагу он не давал!.. И после неудач под Черной, и на дороге на Демянск он не терял духа, звал своих комсомольцев на боевые дела.
Хотя мое ранение было не тяжелым, без повреждения кости, однако двигаться мне было трудно. Перевязка держалась плохо, сползала. Сочилась кровь. И сознание потерь угнетало. Меня, тридцатичетырехлетнего коммуниста, Алеша подбадривал: «Расхлопали гарнизон в Ермакове! А там – к своим выйдем. Ребята у меня надежные, будьте спокойны, Александр Иванович!»
Осколком мины у меня разбило лыжу. Ползком по снегу выбрался из-под обстрела. Видя мою беспомощность, комсомольцы старались помочь, как могли. Это товарищество крепило дух…
Набралось нас девятнадцать обмороженных и раненых. Нарезали прутьев, мелких палочек, привязали к валенкам, обзавелись самодельными костылями – легче передвигаться. Цепочка потянулась за речку Ладомирку. За свою жизнь я перебывал и в крестьянских заботах, и среди плотничьей артели, и в партийном аппарате – опыта набрался. И, может быть, только в том переходе увидел единение не на словах, а воочию, когда человек даже в ущерб себе выручает товарища. А ведь ребятам было всего ничего: по восемнадцать-двадцать лет!.. Гордость за этих комсомольцев полнила мое сердце.
Пробирались с остановками всю ночь. Ни одного человека не потеряли. К рассвету очутились на крутом берегу оврага. На дне его было много льняной тресты. На ней и отаборились. Легкораненого сапера оставили наверху часовым. Разожгли маленький костер. Натопили воды и сварили двухсотграммовую пачку пшенной каши. В общем, смазали рты.
У меня была топографическая карта и компас. До линии фронта я насчитал километров пять. Решили пробиваться к своим. Настроение у ребят было боевым. Дождемся, мол, ночи, вышлем разведку и потопаем. Иначе как «потопаем» наш марш назвать было нельзя: у кого лыжи, у кого костыли, у другого самодельные снегоступы из палочек. Но у всех полно боеприпасов и исправное оружие – бой дать мы были готовы. Размечтались в тишине и безветрии. На северном склоне оврага, на солнцепеке, чернели лысины оттаявшей земли. Пахло весной и сыростью. Небо удивительной голубизны…
– Тревога! – посвист сверху.
Вот тебе и «потопали»!.. Приготовились к бою, последнему своему бою. Положение наше крайне осложнялось тем, что располагались мы на дне оврага, как в мышеловке. Вложили запалы в гранаты, сдвинули предохранители автоматов, взвели курки винтовок. Каждый из нас едва двигал ногами – расползлись по низине. Мысленно простились друг с другом. И думалось об одном: дороже отдать жизнь, не попасть бы в плен.
Я оказался в центре жидкой цепочки товарищей, за грудой комков глины, свалившейся с размытого склона оврага. Оглядел нашу группу: перебинтованные, бородатые, в измызганных халатах с дырами, в растоптанных валенках. В глазах моих боевых молодых друзей решимость биться до последнего. И ни у кого взгляда обреченного!.. Лишь ожидание схватки…
– Принимайте гостей, товарищ батальонный комиссар! – Голос сверху, как гром с чистого неба. И улыбающееся лицо сапера. Помороженные щеки его были в темных струпьях. А рядом скуластый, светлобровый Ефим Бабиков – разведчик. Командование не забыло нашу группу. Это незыблемое товарищество отличало в МВДБ всех, начиная от комбрига и кончая рядовым бойцом. Верность долгу, комсомольская энергия, ненависть к захватчикам – вот климат в среде десантников вашей части».
Об этом патриотизме с гордостью пишет Сергей Андреевич Суслов. Даже в самом отчаянном положении комсомольцы-добровольцы оставались честными перед своей совестью. Сергей Андреевич учительствует ныне в селе Кстинино Кировской области. А весь тот рейд по тылам Демянского котла провел в боевых стычках, засадах, лихих налетах на гарнизоны врага. Человек он наблюдательный, с хорошей памятью. Его воспоминания, пожалуй, исчерпывающе точно рисуют условия похода группы десантников из-под Черной к болотам Невий Мох.
«Часов в девять вечера 3-й батальон выдвинулся на север от болота Гладкое. Сосредоточились для преодоления охраняемой немцами дороги. Должен заметить, что наши десантники были грозой для тыловых частей фашиста в котле. – Почти весь поход сапер Суслов был при штабе батальона и знал многое из наметок руководства. – Нам говорили, что демянская дорога наше главное препятствие в переходе к старой базе. По ней немцы курсировали от Демянска в сторону Старой Руссы, к Рамушеву. Они долбили нашу оборону, чтобы пробить коридор из котла на Старую Руссу.
Командир нашего батальона И.Ф. Булдыгин не решился сразу форсировать большак и углубляться в лес за речку Явонь, в направлении болот Невий Мох. Капитан был осмотрительным человеком. Приказал разведчикам прощупать подходы и саму дорогу. Мы и так уж потеряли многих за месяц боев в тылу фашиста: не напороться бы на засаду!..
Подобрали группу из одиннадцати наиболее здоровых лыжников. И я в их числе.
– Выберите кратчайший путь через зимник! Постарайтесь открыть немецкие засады. Остерегайтесь «кукушек»! – Капитан Булдыгин всегда растолковывал задание до мелочей. – Побывайте на той стороне и лишь потом гоните ко мне связного.
– И не зарывайтесь. Лихость не всегда добродетель, – счел нужным добавить комиссар Г.И. Лукин. Он, как мне тогда казалось, излишне бравировал своей осторожностью. В батальоне он выглядел блекло. Его осторожничанье часто граничило с боязливостью, если не сказать строже, хотя выдавалось оно как забота о судьбах десантников.
– Смелый там найдет, где робкий потеряет! – уточнил с ободряющей усмешкой Иван Феофанович. Велел вернуться к 22–00.
Старшим группы назначили младшего лейтенанта Владимира Федоровича Синельникова, командира 2-го стрелково-парашютного взвода, толкового коммуниста. Вел он нас медленно, с частыми остановками. «Точно выполняет комиссарский наказ!» – посмеивались ребята.
По обледенелым валам угадали: дорога. Залегли по сигналу старшего. Большак в темноте опустел совсем – парашютисты отучили гитлеровцев свободно маршировать по тыловым трактам. Захватчики могли ездить только днем и то в сопровождении бронемашин, а иногда и танка.
Легко, без шума пересекли ухоженную дорогу. Лыжи мы сняли и несли на себе. Снег возле зимника почти весь растаял. Ничего опасного не заметили. И наш командир тоже. Скучились по знаку его.
– Благостная тишина! – говорил он вполголоса. – Не нравится такая благодать. Рассыпанным строем пойдем дальше.
Чей-то смешок:
– Как велел наш комиссар!
– Разговоры! – командирски рявкнул Синельников.
Молча углубились в сосновый бор, ближе к речке Явони, на пологий взгорок – ничего и никого. Тишина. В верхушках леса шелест и шепот, как всегда слышится ночью. Вот уже метров триста от дороги. Мы встали на лыжи. Спокойно вокруг. Удача явно клонилась в нашу сторону. Младший лейтенант условно постучал палкой по сосне: сбор!