— Значит, нам отправляться немедленно? — уточнил подполковник.
— Да, немедленно. У Клембовского пока тихо, но, конфиденциально ставлю вас в известность, он может получить приказ в любой момент…
* * *
Когда грузовой «уайт» с взводом автоматчиков и новенький «руссо-балт» с их командиром были уже далеко от штаба, их обогнал на «фн» затянутый в кожу мотоциклист. Окутав неторопливо ехавшие автомобили клубом пыли с изрядной примесью сгоревшего газойля, он резко тормознул на развилке и помчал по дороге, ведущей к лесу. Маленькая автоколонна, никуда не сворачивая, так и покатила полевой дорогой прямиком в хозяйство Клембовского.
А курьер на мотоциклетке, промчавшись свежепрорубленной просекой, влетел в Подгайчики и на ступеньках поповского дома вручил дежурному по штабу засургученный пакет с приказом, который немедленно откликнулся дружным ревом двух десятков батарей, скрытых до урочного часа в лесной чаще.
За какие-то четверть часа над немецкими траншеями встала тьма разрывов, и, перекрывая грохот, поручик Думитраш, засевший с батальоном в передовом окопе, крикнул Древницкому:
— Слушай!… Я вывожу батальон в атаку!
— Куда?… Там же стреляют! Это нельзя! Это потери!
— От немецких пулеметов их больше! — Думитраш уже принял решение. — Пока стреляют, мы подойдем под самую проволоку! А вам, господин подпоручик, приказываю с пунктом связи следовать за боевым порядком батальона!… И еще вот что… Если какой карамболь… Ну, в общем, возьмешь командование на себя!
— Слушаюсь! — козырнул Древницкий, а Думитраш, уже не слушая никого, враз вымахнул на бруствер и заорал:
— Братцы!!! А ну за мной! Не боись! Свои снаряды не тронут!… — и совсем другим тоном, только для фельдфебелей-командиров взводов, бросил: — Передать по цепи!… Подойти к линии разрывов на пятьдесят саженей!… Пошли, братцы!!!
Думитраш первым выбежал за линию ограждений, а за ним, все злее и злее, с матерным ревом двинулся весь батальон, и когда русские батареи наконец смолкли, солдаты, поверившие в своего поручика, остервенело ворвались в неприятельские окопы…
Пока над германскими позициями у Подгайчиков вставали все новые и новые разрывы, в немецком штабе отчаянно надрывались телефоны:
— Русские начали!
— У Подгайчиков атака!!
— Бомбят старую дислокацию штаба!!!
Немецкий генерал в полном спокойствии воспринимал все эти сообщения, а когда обстановка полностью прояснилась, бросил на карту карандаш и вдруг улыбнулся окружавшим его офицерам.
— Все, как мы и предполагали, господа…
— Осмелюсь заметить, — тут же высказался один из присутствовавших. — Натиск русских в районе Подгайчиков чрезвычайно силен. Заслон смят, первая линия прорвана…
— Разумеется, — кивнул головой генерал. — Наступление — это серьезно. Но преимущество на нашей стороне. Немного мы, конечно, отступим, самортизируем их удар, а потом… М-да, но это потом… А что у Секерно-Райне?
— Местные бои, герр генерал. Кажется, русские хотят только вернуть позиции.
— Да, похоже у Секерно-Райне имитация наступления, — согласился генерал и повернулся к начальнику разведки: — Как там наш «Паук»?
— Действует, герр генерал! Мы уже подключились к русским линиям связи, но, как подтверждает и наблюдение с воздуха, перемещения резервов у противника нет.
— А зачем им перемещаться? — вновь улыбнулся генерал. — Они провели сосредоточение и теперь пытаются прорвать фронт у Подгайчиков. Наша же задача — создать второй оборонительный обвод, и тогда их наступление должно захлебнуться… А когда они выдохнутся, мы сконцентрируем наши силы и одним ударом вернем утраченные позиции!
* * *
А тем временем, сидя со всей семьей наверху в комнатах для прислуги, граф Сеньковский, не обращая внимания на явственно доносившуюся канонаду русских, сокрушенно причитал:
— О, Езус Мария, цо то бендзе, цо то бендзе…
— Сигизмунд, — строго заметила ему графиня. — Возьми себя в руки. Здесь дети…
— Дети, дети!… А я про кого? — схватился за голову старый граф. — Немецкие офицеры показывают на мою дочь пальцем!… Вон та, из чьей постели вытащили русского летчика… О, Езус!…
— Сигизмунд, прекрати! Девочка не виновата, что этот русский грохнулся к нам во двор!
— Во двор, да, — немедленно согласился граф. — Во двор, пожалуйста! Но он же попал в постель! Теперь начнется болтовня по всей округе! А наша фамильная честь? А наши предки? И даже наши маетности — теперь ничто! Все уже смеются!…
— Прекрати, Сигизмунд! В конечном счете, как на все это посмотреть…
— Как посмотреть! — вскинулся граф. — Конечно, если бы это был Потоцкий, Радзивилл, Тышкевич — пожалуйста!… Я ничего не имею против! Пусть прямо в постель! Я сам с удовольствием достану его оттуда и поведу в костел! И все будут умиляться и скажут, как романтично! А кого вы предлагаете мне, графиня? Какого-то прапорщика Щеголева? О, Езус!…
— Сигизмунд!…
— Папа, папа! — Графская дочка сорвалась с места. — Я не могу больше!
Какую-то секунду она возмущенно смотрела на отца, но в конце концов не выдержала и, выскочив в коридор, прямиком помчалась в комнату бонны. Увидев воспитанницу, та прекратила чтение и понимающе улыбнулась.
— Что, опять?…
— Да, опять! — Девушка заметалась по комнате. — Папа только что заявил, что если бы это был граф Тышкевич, все было бы прекрасно, а если это Щеголев, то…
— А что, граф Тышкевич тоже летчик? — шутя поинтересовалась бонна.
— Ах, пожалуйста, хоть вы не смейтесь! — всплеснула руками графская дочка. — Конечно же, летчик — Щеголев!… А папе нет дела до того, что он не виноват, что он красив, что он назвал меня ангелом! Нет, я так не могу, это ужасно…
— А по-моему, ничего ужасного нет, — перейдя на серьезный тон, возразила бонна. — Просто ваш папа забыл, что в России тоже очень много достойных родов. И вполне возможно, что этот Щеголев…
— Да, да, да… — графская дочка остановилась и с надеждой посмотрела на бонну. — Об этом я и не подумала… Только вот как узнать?
— Да очень просто — спросить… Он же все-таки офицер.
— Да, да, да… Но как же?… Как же спросить… Ведь немцы пускают к ним только прислугу…
— А это уж такое дело… — лукаво улыбнулась бонна и сделала вид, что опять углубилась в книгу.
— Да, да, да… Я поняла! — графская дочка так и вспыхнула. — Спасибо!
Она радостно выпорхнула в коридор и тут же, лицом к лицу, неожиданно столкнулась с немецким гауптманом, по какой-то надобности зашедшим наверх.
— О, фройляйн!… — гауптман немедленно принялся подкручивать ус. — Так это ваша комната?
— Да, да, — графская дочка небрежно махнула рукой на дверь в комнату бонны. — Я теперь тут… — Какую-то секунду девушка колебалась, но потом решительно сделала книксен. — Господин капитан, я хотела бы вас попросить, если, конечно, вы ко мне хорошо относитесь…