– Немедленно соглашайтесь на гастроли, – велел Вольф.
– Не учите меня жить, молокосос! – огрызнулся Цельмеистер, направляясь к тумбочке с телефонным аппаратом.
– Он вам грубит, Вольф, – сказал Лева Кобак.
– Он местечковый еврей из Вильно – он не может без грубостей, – усмехнулся Мессинг.
Цельмеистер взял тяжелую телефонную трубку и произнес утробным голосом, кому-то подражая:
– Хэллоу..
В ответ, как горох, посыпалась громкая испанская речь.
– Я вас не понимаю, – перебил Цельмеистер по-немецки. – И, пожалуйста, помедленнее.
Мужской голос стал говорить медленнее, но все равно по-испански.
– Я вас не понимаю… – повторил Цельмеистер.
В трубке яростно выругались, затем женский голос сообщил по-английски, что абонент прервал связь. Цельмеистер повертел трубку в руке, вздохнул:
– Какое же все-таки дурацкое изобретение. – Но не успел он положить трубку на рычаги, как она затренькала снова. Цельмеистер приложил ее к уху: – Хэллоу.
Женский голос сообщил по-английски:
– С вами хочет говорить сеньор Ферейра.
– Хорошо, я буду говорить с ним. – Закрыв ладонью трубку, Цельмеистер спросил громким шепотом: – Кто такой Ферейра?
Вольф и Кобак одновременно пожали плечами. В это время в трубке раздался мужской голос, говорящий по-английски:
– Мистер Мессинг?
– Это импресарио мистера Мессинга. С кем имею честь говорить?
– Ферейра. Себастиан Ферейра, – ответил мужской голос. – Мне нужен мистер Мессинг.
– Кто вы? И чем занимаетесь? И по какому делу вам нужен мистер Мессинг? – холодно и неприступно спрашивал Цельмеистер.
Вольф не выдержал, встал и подошел к Цельмейстеру, забрал у него трубку:
– Мессинг слушает.
– Это Себастиан Ферейра говорит. Скотопромышленник. Мне необходимо переговорить с вами, мистер Мессинг.
– Я слушаю вас.
– Хотелось бы наедине и не по телефону.
– Хорошо, я жду вас у себя в номере.
– Буду через десять минут. – На другом конце провода положили трубку.
Затем женский голос сообщил:
– Связь закончена…
– Попрошу вас освободить мои апартаменты, господа, – улыбнулся Вольф. – Ко мне сейчас пожалует сам сеньор Себастиан Ферейра.
– Ферейра… – припоминая, проговорил Цельмейстер. – Бог мой, это же один из богатейших людей Аргентины! Это скотопромышленник и латифундист! У него столько земли – на ней уместится вся Польша и Литва, вместе взятые! И везде пасутся его коровы, лошади и быки! Ужас! А зачем он к тебе пожалует? Вот уж не думал, что у тебя от меня есть секреты. Может, ты какие-нибудь дела здесь обделываешь? Ну, Вольф, подобного я от тебя не ожидал! Полюбуйтесь, Лева, вот вам и юноша не от мира сего!
– Выметайтесь, выметайтесь… он сейчас придет… Он просил, чтобы мы говорили наедине.
– Но я еще не закончил завтрак! – завопил Цельмейстер и стал быстро доедать яичницу и допивать кофе…
Себастиан Ферейра оказался тем самым седовласым господином, чья дочь на одном из концертов Мессинга вышла на сцену и загадала, чтобы Вольф поцеловал ее.
– Видите ли, мистер Мессинг… – медленно по-английски говорил Ферейра, сидя в кресле и раскуривая толстую сигару – Я один из самых богатых людей в Аргентине, а возможно, и в Южной Америке, и я полагал, что будущее моих детей обеспечено и мне нечего за них беспокоиться… Но случилось то, чего я никак не мог предположить. Случилось ужасное… Моя дочь влюбилась… – Ферейра пыхнул густым облаком дыма, прикрыл глаза и замолчал.
– Что же в этом ужасного? – после паузы тоже по-английски спросил Вольф.
– Ужасное в том, что она влюбилась… в вас, мистер Мессинг… – открыв глаза, сообщил Ферейра. – В самом дурном сне мне такое не могло присниться…
– В меня? – Вольф был поражен и даже не пытался скрыть этого.
– В вас, мистер Мессинг, в вас… уж не знаю, что вы там такое ей внушили… на расстоянии… Вы ведь мастер на такие дела? А Лаура – девочка впечатлительная… пылкая… сумасбродная… Благодатный материал для подобных внушений… – подбирая слова и сверля глазами Мессинга, продолжал Ферейра.
В номер постучали, и затем официант внес поднос с чашками для кофе и большим фарфоровым кофейником, составил все на стол, забрал грязную посуду и так же молча вышел.
– У вас есть состояние, мистер Мессинг? – вдруг спросил Ферейра. – Кто ваши родители? Откуда вы родом? Вообще кто вы, мистер Мессинг?
– Вообще я – еврей, – усмехнулся Мессинг.
– Этого еще не хватало… – едва слышно пробормотал Ферейра.
– Родился в бедной еврейской семье в местечке Гора-Кальвария. Это недалеко от Варшавы. Состояния у меня никакого нет… Живу на то, что зарабатываю своими концертами.
– Где эта Варшава находится? – спросил Ферейра и вынул сигару изо рта.
– В Польше… в Восточной Европе… – пояснил Вольф, затем налил в чашки кофе из кофейника, спросил: – Кофе выпьете?
– Благодарю… – Ферейра взял чашку, отпил глоток и, брезгливо поморщившись, поставил чашку на стол. – Это не кофе…
– Простите, мистер Ферейра, это кофе.
– Это бурда… – буркнул Ферейра. – Впрочем, для европейца сойдет…
– Вы правы. Мне кофе нравится, – ответил Вольф.
– Итак, состояния у вас нет… бедная еврейская семья… – скотопромышленник закинул ногу на ногу и. покачивая черным лакированным ботинком, стал сосредоточенно рассматривать его. – Хотите, я дам вам денег? Много… но с одним условием – вы немедленно уберетесь из Аргентины… и никогда больше здесь не появитесь…
– Благодарю: денег не надо.
– Не надо? – слегка удивился Ферейра. – Много денег…
– Мне хватает того, что я зарабатываю. А из Аргентины я уберусь в ближайшие дни, – ответил Вольф – Так что беспокоиться вам абсолютно не о чем.
– Вы не знаете аргентинских девушек… таких, как моя дочь… – вздохнул Ферейра. – Аргентинская девушка влюбляется раз и навсегда… и если она не находит ответа своей любви – эта любовь может уничтожить ее…
– Не знаю, чем могу помочь. – Вольф отхлебнул кофе и тоже поставил чашку на стол.
– Что вы можете сказать о будущем моей дочери? – Ферейра в упор посмотрел на него.
– Ничего… – ответил Вольф.
– Не хотите или не можете? – Он не отрывал от Вольфа тяжелого немигающего взгляда.
– Не хочу, – отрезал Вольф.
– Оно видится вам таким мрачным?
– Нет. Просто даже думать об этом не хочу. Знаете ли, у меня множество других проблем, о которых я думаю.