Атака вдохновляет, она порождает отчаянного бойца. Оборона не столь прославлена, но делает вас стойким. Труднее лежать под огнем, ожидая атаки, чем прорываться через огненную завесу и выбивать противника. Атакующий опьянен возбуждением, он не чувствует опасности. Именно он определяет ход действий. Обороняющемуся приходится ждать, он не знает, с чем ему придется столкнуться. Его сопротивление может быть ожесточенным, но в нем нет энтузиазма.
Весь день идет дождь. Шел дождь, когда нас свистком подняли из постелей в четыре часа утра. Шел дождь, когда орудия были сняты с передка. И когда мы последовали за отделением артиллерийского расчета и командой сигнальщиков. Мы обогнали батарею и вышли вперед, чтобы занять новую позицию.
Сейчас 20.00. Орудия еще не прибыли, но Дождь продолжается. Я стоял на заднем сиденье передвижной радиостанции, держа больную ногу на весу и глядя на своих товарищей, намокшая одежда которых плотно прилипла к телу. Дождь со снегом били в лицо, и ледяной ветер задувал в их мокрые плащ-палатки. Возницы сидели на высоких сиденьях своих повозок с окоченевшими руками и недовольными лицами; их головы клонились набок. Так они ехали по ужасной грязи, пробиваясь со своими повозками через воду и болото, проваливаясь словно неуклюжие, тяжело груженные суда, трясясь и качаясь на рытвинах и ямах «автострады». Поверхность досок иногда показывалась из глубины грязи, а дренажные канавы были переполнены.
В самых худших местах лежащего в низине болота сверху был положен второй слой фашин, как пластырь. Несмотря на крепления, он был такой упругий и полон выпуклостей, что душа вырывалась из тела, и все время приходилось прилагать усилия, чтобы не вывалиться за борт. Вот что такое «автострада», прямая, с четкими краями дорога, плод тяжелого и немалого труда, в отличие от других дорог, которые подобны стремительным потокам. Но иногда даже «автострада» выходит из своих границ. Это происходит на спусках, где повозки отклоняются в стороны и возницам приходится проверять, попадут ли они на безопасное место без повреждений.
На таком уклоне легкая гаубица приблизилась к нам сзади на крутом повороте. Она нагнала нас в самом низу, у длинной полосы воды, которую нужно было преодолевать на скорости. Это было зрелище мобилизации сил, когда три человека и шесть лошадей преодолевали препятствие. Я видел ведущего всадника в седле, на крестьянском лице этого парнишки поймал такое же выражение, какое бывает, когда упряжка преодолевает поле. Была та же любовь, то же спокойное терпение, с которым поколения крестьян прокладывали борозду в снег и дождь, при солнце и ветре – прямо, дисциплинированно, неуклонно. Он говорил тем же языком, каким его предки говорили со своими домашними животными, он упирался в поясницу теми же крестьянскими кулаками и демонстрировал ту же невозмутимость, терпя голод и жажду и всяческие невзгоды. Только это – другой плуг и другие семена, которые эти молодые крестьяне в стальных касках сеют в будущее.
Блиндаж почти девяти метров в глубину. Попадаешь в него через узкие проходы по крутым ступенькам. У них до шести слоев бревен на потолке, они вместительны внутри. Видно, что не экономили ни на материалах, ни на вложенном в дело труде. Наш собственный – самый маленький, и нас в нем только четверо. Это блокгауз, который был разбит вдребезги и потихоньку восстановлен. В нем три слоя бревен после слоя земли, глубокая шахта вниз до окна, деревянный пол. Койки и стены сделаны из легкого гладкого дерева. Они радуют глаз. Полка, стол, стулья и табуретки завершают обстановку.
Орудия расположены в огородах между рядами домов. Их гром раздается между руин и развалин ветхих лачуг. Маскировка от атак с воздуха не представляет проблемы; нас трудно обнаружить. У нас неплохие запасы. Если нас вынудят оставаться в этих землянках, мы вполне выдержим вторую зиму.
Сапожник сооружал нам вчера печку. Колесный мастер помогал ему. Вам следовало бы на них посмотреть, двух товарищей. Сапожник с такой любовью делал свою работу, что его было не оторвать. Он измерял и клал каждый кирпич, объяснял все, замазывая глиной щели. Его грубые руки нежно сглаживали острые края, а он приговаривал «вот», «вот» и «так», «так» с каждым уложенным на место кирпичом, как будто творил заклинание. Он постарался на славу. Это было видно. Нормально ли будет так? Достаточно ли она широка и высока? Да? Он положил лист железа под низ, так будет лучше. Годится ли дверца? А печная труба? Его лицо со щеками как два яблока, с детскими глазами склонилось с живостью над отверстием, которое стало выглядеть солидно среди кирпичей и глины. Марусе пришлось звать его три раза, прежде чем он пришел обедать.
А потом дымоход. Это совсем не просто. Это пришлось как следует обсудить. Оба они совсем разгорячились в споре: сапожник со своим высоким голосом и беззубый колесный мастер с ворчливым басом. Но они оба пыхтели, вынимая землю и прорывая ход для трубы.
У нас есть маленькая сковорода с ручкой. Там все оборудование для дополнительной кухни в землянке. В других случаях Дола и Маруся приносят нам вареную картошку и ставят ее в тазу на стол, что намного проще. Их мать сегодня утром мыла блиндаж. Она стала выполнять грязную работу по своей воле; хотите – верьте, хотите – нет, она даже не забыла протереть ножки стульев. Не то чтобы вся грязь с ножек исчезла, – она въелась основательно. Но вполне возможно, что к тому времени, как наступит Рождество, она поддастся повторным атакам.
Закончив, она спросила, не желали бы мы, чтобы была постелена скатерть, и с гордостью достала кусок обоев. Они, конечно, красивы. Они уже не совсем новые, но изнанка все еще белая. Я смахнул засохшего клопа. Теперь скатерть безупречна.
Тем временем истопили баню. Она в середине огневой позиции, в сорока шагах от нашей землянки. Я ходил туда, хромая, некоторое время назад. Это действительно всего лишь прачечная, но она очень теплая и светлая. Вода кипит в паровом котле, и подходящая камера дезинфекции скоро освободит нас от наших маленьких «партизан».
Россия как-никак – чистая страна. Очень чистая! У двери я увидел двух женщин, каждая из них несла пару ведер на деревянном коромысле. Они дружелюбно спросили: «Товарищ мыться?» Они собирались последовать за мной просто так.
Это напоминает мне историю о путешественнике в России: «Россия – самая чистая страна в мире. Вы прибываете на московский вокзал, и сразу подходит девушка и спрашивает: «Не желаете ли помыться, господин?» Если говорите «да», то они бывают с вами очень милы. Они моют вам спину и трут вам грудь; а когда вы выходите оттуда, еще одна стоит в ожидании: «Помыться, господин?» Поистине, Россия – самая чистая страна в мире». Но мы отклонили предложение: «германский нихтс культура».
Спокойные октябрьские дни. Очень часто идет дождь, но теперь дни наполнены слабым солнечным светом и дыханием бабьего лета. Ночью, когда лупа поднимается над продолговатой грядой облаков, ее свет отражается влажными стенами руин и наклонных крыш. Шум слышен издалека, и, когда стоишь ночью у темных стволов орудий, кажется, можешь коснуться фронта обеими руками. И все же его шум почти не нарушает тишины в моей землянке, в которой я обитаю, теперь большей частью в одиночестве. Другие в отпуске либо за Волгой. В настоящее время проводится много строительных работ.