На Балтике, на Белом и Черном морях и в Арктике МБР-2 выполняли сложные задачи: сопровождали наши корабли, выслеживали вражеские подводные лодки, нападали на них, отыскивали караваны судов противника, были «наводчиками» при торпедоносцах, высаживали разведгруппы, поднимали с моря тонущих моряков и летчиков, сами нападали на небольшие суда — обстреливали и топили их бомбами. Они появлялись преимущественно по ночам, всегда внезапно и обрушивали на вражеские корабли, береговые батареи и аэродромы свои полтонны бомб. Германское командование считало, что МБР-2 причиняют много вреда, и поощряло своих истребителей на охоту за русскими «морскими корсарами». Обычно истребители старались подкараулить их у берегов, при возвращении с морской разведки. Для летающей лодки единственным спасением был маневр над самой водой, на высоте, смертельно опасной для истребителя.
МБР-2 соответствовали своему назначению. Но время их кончилось и грозной эту «рабочую лошадку» уже нельзя было назвать. Малая скорость делала самолет уязвимым для зениток. Пулеметы системы ШКАС резали словно ножом, однако калибр у них был винтовочный, а дальность стрельбы невелика. Истребитель мог спокойно расстреливать лодку из авиапушек или крупнокалиберных пулеметов с безопасного для себя расстояния. Верно, бывали случаи когда морские разведчики сами сбивали истребителей. Так 24 февраля 1942 года на траверсе Аю-Даг летчик В. Герасин и штурман В. Бялик в течение часа вели воздушный бой с двухмоторным истребителем Ме-110 «Ягуар», обладающим почти вдвое большей скоростью (у МБР-2 максимальная до 250 км/час), вооруженным четырьмя пушками и двумя пулеметами, и победили. Чаще всего МБР-2 использовались как ночные бомбардировщики. Осенью 1941 года, когда немцы рвались к Ленинграду, экипажи МБР-2 совершали за ночь по 6–8 боевых вылетов. Эскадрилья лодок прикрывала и Дорогу жизни на Ладожском озере.
Но все-таки это была нежная птица, которую надо было беречь и выпускать только с учетом ее возможностей. Что называется, самолет чистого неба. А война, как известно, место для выбора оставляет редко. МБР-2 посылали даже на бомбометание по таким укрепленным объектам, как Керчь. Там небо кипело разрывами зенитных снарядов. Прямо в воздухе горели и разваливались фанерные аппараты: осколки прошивали их насквозь. Немногочисленные уцелевшие лодки возвращались и тонули у своих берегов, изрешеченные пулями. Но задачу свою они выполнили, дали возможность стране продержаться в самый трудный период и произвести перевооружение. Бросали их даже на защиту Сталинграда. В безводных степях Калмыкии лодки успешно бомбили военные объекты противника.
Неоценимую помощь оказали эти машины в ходе обороны Севастополя. При эвакуации они принимали на борт столько раненых, что не могли взлететь и как катера шли до Феодосии по морю, и только потом, с полупустыми баками, поднимались в небо. К сожалению, ни одной из почти полутора тысяч машин не сохранилось даже в Таганроге. Фанера истлела, только память осталась.
Что же касается аэрофотосъемки, тут МП-1 бис вполне соответствовал задачам. Тем не менее, морским летающим лодкам требовались надежные акватории. К новому гидропорту на Олекме как раз и приближался караван груженных бензином карбасов. Вел караван начальник экспедиции Клочко.
Прибытие геодезического отряда с караваном вьючных оленей. Во время переходов хрупкие измерительные приборы — теодолиты, нивелиры — геодезисты несли на себе.
Дом фотолаборатории и общежития.
Из воспоминаний В. М. Бутовой: «День был хороший. Мы сидели на крыше карбаса и любовались совершенно необыкновенными берегами реки: то мелкий кустарник, то высокие пихты, то вдруг неожиданно обрывистые скалы с порогами, созданными рекой. Очень красиво… Когда видела раньше в кино такие места, то казалось, что это декорации…
Как прекрасна молодость, когда она насыщена стремлением видеть мир во всей его самобытности, приложить и свои руки к доброму, нужному людям, не теша себя комфортом, асфальтом, модными туалетами. Плыть на карбасе в ватных брюках (тогда еще у женщин брюки не были в моде), телогрейке, красной косынке…
Вечером Тунгир как бы затихает. Устраиваясь под крышей карбаса на ночлег, услышали радиопередачу: на «Мосфильме» идут съемки звукового художественного кинофильма «Александр Невский». В главной роли снимается любимый киноартист Николай Черкасов. Музыку написал композитор Александр Прокофьев. В массовых сценах принимают участие почти полторы тысячи человек, в том числе целая воинская кавалерийская часть. Перечислялось, сколько пришлось потратить алебастра, мела, оплавленного стекла и фанеры для съемки сцен Ледового побоища. Бывалые аэросъемщики развеселились: к нам, в Чару надо было приезжать, на Лурбун и Интамакит. Там наледи такие, что за лето не успевают растаять — бери лед бесплатно и сколько хочешь…»
Путешествие проходило на редкость спокойно. На седьмой день за мысом открылся просторный плес и низенький поселок изыскателей на берегу. Это было 12 июля 1938 года. Шел дождь.
На Олекме устройство гидропорта было закончено еще с прошлой осени. Фанатик эфира радист Виктор Ломанович оставался здесь на зимовку и теперь вполне мог считаться старожилом. В руках Ломановича любая радиоаппаратура играла и пела, поэтому изыскатели постоянно были в курсе важнейших новостей с Большой земли. Собственно, самые драматические события происходили у них под боком, хотя сообщения шли через Москву. 28 июля 1938 года на наш пограничный наряд в составе одиннадцати человек на сопке Безымянной напала рота японских солдат. Бой был неравный и жестокий. Все наши пограничники были ранены или убиты. Японцы спешно укреплялись на захваченной территории, наращивали силы. У озера Хасан они сосредоточили две пехотные дивизии, пехотную бригаду, отдельные танковые части и семьдесят самолетов. Конфликт продолжался до 11 августа и закончился полным разгромом агрессора. Тогда впервые прозвучала в эфире фамилия командира 32-й стрелковой дивизии полковника Н. Э. Берзарина — будущего первого коменданта Берлина. В решающей операции по очищению нашей территории от самураев, разработанной в штабе Блюхера, кроме артиллерии, танков и пехоты принимали участие сто восемьдесят бомбардировщиков и семьдесят истребителей.
Охотно делясь новостями, Виктор Ломанович любил повторять: «Нет связи — нет авиации». Связь на Олекме заработала, появилась и авиация. И если в прошлую навигацию карбасы шли груженные фуражом для лошадей, то теперь основную массу грузов составляли бочки с бензином и маслом для самолетов.
Перед тем как принять первые машины, всю акваторию тщательно протралили, то есть промерили шестами, подорвали динамитом надводные и подводные скалы, которые могли представлять опасность для гидросамолетов. Подчистили и подходы — убрали с пути взлета-посадки высокие деревья. Палаточный городок выглядел образцово. Это не какой-нибудь цыганский табор с пестрыми шатрами. Палатки были установлены на срубы с деревянными полами, с дверными рамами и натянуты на каркасы без единой морщины, чтобы брезент меньше намокал и быстрее высыхал. Спали не на нарах вповалку, а на индивидуальных топчанах. Аккуратные тумбочки, полочки, стол. Самая длинная черная палатка из особо плотного брезента, где установлены были длинные монтажные столы, предназначалась для полевой фотолаборатории и фотограмметрического цеха.