— Часа через полтора приду, — крикнул он через плечо.
— Надо будет одному остаться и караулить здесь, — сказал Габчик, — а другому пойти ко второму входу, заодно и найти его: он может оказаться полезным.
— Здесь делить нечего, — пожал плечами Ян, — Мне надо идти искать второй выход, а ты со своей ногой сиди здесь. Кстати, что тебя так заинтересовало в его удостоверении?
— А ты не понял? — удивился Габчик. — Он работает в лесничестве района Брандыс-над-Лабой. Теперь понял, где мы находимся?
— Понятно, — протянул Ян. — От Праги это недалеко, но совсем не там, где нас должны были выбросить.
— Скажи спасибо и на этом, — буркнул Габчик.
Гауптштурмфюрер Абендшен вернулся во дворец Печека уже около шести часов вечера. Он вынул из портфеля толстую папку, швырнул ее на свой письменный стол и только после этого начал снимать шинель. Раздевшись, он погрел руки о батарею центрального отопления, сел за свой стол, раскрыл папку и начал раскладывать перед собой бумаги. Но тут, как назло, зазвонил телефон. Абендшен поморщился и снял трубку.
— Вас вызывает к себе группенфюрер, — послышалось в трубке в ответ на его «алло».
Абендшен вздохнул, встал из-за стола, одернул мундир и направился к двери.
— Гауптштурмфюрер Абендшен по вашему приказанию прибыл, — четко отрапортовал он, входя в кабинет Франка.
— Где вас только носит, — проворчал Франк, подняв голову, — Это дело Моравека-Тюммеля не дает никому покоя. Опять звонил Гейдрих и требовал отчета. Что там у тебя нового?
— В ночь с 28 на 29 декабря была произведена очередная заброска английских парашютистов, — ответил Абендшен. — Парашютистов — это я так полагаю. Северо-западнее Ждирца высадку заметили, и при приземлении был задержан радист и взята рация. Они утверждают, что больше никого кроме радиста не было. Может, оно и так. Вполне логично предположить, что этот радист предназначался Моравеку-Тюммелю, но тогда не понятно, почему его выбросили так далеко от Праги.
— Вы допросили радиста? — оживился Франк.
— К сожалению — нет, — покачал головой Абендшен, — его ранили при задержании, и к моему приезду туда он уже скончался. Сами они его тоже допросить не успели.
— Черт! — выругался Франк. — Я там с них всех головы поснимаю! Каждый раз на том же месте! Дальше?
— Меня заинтересовал путь этого английского самолета над территорией Протектората, — ответил Абендшен. — Я только что вернулся из ПВО, поэтому еще не успел составить его точного маршрута. Могу сказать только, что он пролетал очень близко от Праги. И вообще, сделал довольно большую петлю над нашей территорией. Боюсь, что он произвел еще одну или несколько выбросок.
— Ускорьте эту работу, — приказал Франк, — Можете подключить к ней любых наших сотрудников.
— Количество людей здесь не поможет, — покачал головой Абендшен, но потом подумал и добавил: — В принципе, я сегодня ночью закончу с вычислением маршрута самолета, а завтра утром разошлю младшие чины по всем местным отделениям гестапо на этом маршруте. В местных отделениях могли и не обратить внимания на какие-нибудь мелкие странности.
— Хорошо, — кивнул Франк, — если встретите какие-нибудь трудности, можете пользоваться моим именем, а при необходимости — обращайтесь прямо ко мне.
В кабинет Абендшен вернулся, прихватив по пути у дежурного горячий кофейник. Он подозревал, что спать ему доведется лечь только под утро и то в собственном кабинете.
Приемные часы уже подходили к концу. Доктор встал и выглянул в приемную, там сидел единственный пациент пан Пискачек. Они с Пискачеком были знакомы довольно давно и находились, если не в дружеских, то в приятельских отношениях. Познакомились они еще тогда, когда Пискачек занимал высокий пост в спортивном обществе «Сокол», а сам доктор был моложе и занимался спортом. Но потом «Сокол» стал слишком политически активным, выступал против отделения Судет, и доктор перестал ходить на стадион. Несколько дней назад Пискачек привел ему странного пациента, молодого парня с вывихом большого пальца на правой ноге. Визит этот доктору очень не понравился. Дело в том, что когда было предложено сделать рентген ноги, парень наотрез отказался. Складывалось такое впечатление, что у него не все в порядке с документами.
— Здравствуйте, пан Пискачек, — поздоровался доктор, — как наш больной.
— Спасибо, доктор, ему уже намного лучше, — ответил Пискачек. — Ходит почти не хромая. Мазь и компрессы очень помогли. Я, в принципе, к вам и пришел по поводу этого парня и его друга. Видите ли, у них нет трудовых книжек, а без них, сами знаете, сейчас никуда. Даже рентген не сделать. Не поможете ли вы оформить им трудовые книжки и вписать там какую-нибудь болезнь, чтобы их не взяли на трудовую повинность.
— Вы понимаете, что вы мне предлагаете? — возмутился доктор.
— Понимаю, — вздохнул Пискачек, — но на данный момент мне больше не к кому обратиться. Если потребуются какие-то расходы, то мы готовы их оплатить.
Доктор прошелся по приемной, потом снова остановился перед посетителем.
— Я даже не знаю, как вам помочь, — сказал он, — я могу, конечно, написать какой-то вымышленный диагноз, но и только. Трудовые книжки и освобождение от трудовой повинности дает страховое агентство. У меня есть там один хороший знакомый, но я даже не знаю, как обратиться к нему с такой просьбой.
— Поймите, доктор, — настаивал Пискачек, — для них сейчас это вопрос жизни и смерти.
— Ну, хорошо, я попробую поговорить со своим знакомым, но ничего обещать не буду. Зайдите ко мне… — доктор что-то прикинул в уме и после паузы закончил: — через два дня.
Около городского отдела гестапо со скрипом затормозил небольшой черный «Опель». Из него вышел высокий худой гауптштурмфюрер и поспешно направился к входной двери. Войдя в дежурное помещение, он небрежно ответил на приветствие вытянувшегося по стойке «смирно» дежурного гауптшарфюрера и спросил:
— Где ваш командир?
— Унтерштурмфюрер Линц в своем кабинете, — ответил застигнутый врасплох дежурный, за всю его службу в этой медвежье дыре ими впервые заинтересовалось хоть какое-то начальство.
— Очень отрадно слышать, что он находится на рабочем месте, — хмыкнул гауптштурмфюрер, — но меня интересует, где находится его кабинет.
— Второй этаж, третья дверь направо, — отчеканил дежурный.
В кабинет начальника отдела Абендшен влетел так же стремительно и, не слушая доклада ошалевшего молоденького унтерштурмфюрера, спросил:
— Где парашюты и сумка?
Унтерштурмфюрер поспешно провел его в коридор и из кладовки вытащил скомканные грязные еще не просохшие парашюты и сумку. Гауптштурмфюрер присел на корточки и внимательно изучил лежащее перед ним снаряжение. Особого его внимания удостоилась холщовая сумка.