— Отлично. Больничный не понадобится. — Составив лампы рядом, ведун осторожно стянул с себя рубаху, кинул поверх поддоспешников, снял портки. Внимательно осмотрел тело снизу вверх.
Ступни чистенькие, все в порядке. На каждой голени по паре мелких синяков. Над коленом совершенно черная гематома размером с ладонь. Немудрено, что он ступить на ногу не мог! Вторая нога была розовой до самого бедра. Тоже синяк, только слабый. Часа через два потемнеет. Тело — во всяком случае, спереди — повреждений не имело. Спасибо кольчуге и толстым поддоспешникам. Вот только на левом плече наливалась синева с четким отпечатком лошадиных резцов. Олег потрогал затылок — там подрастала шишка.
— Будем считать, дешево отделался, — решил он.
Скорее всего, сознание он потерял вовсе не из-за множества ушибов, а потому что разом потратил слишком много жизненных сил. Но они, к счастью, со временем восстанавливаются.
Ниже, под лампами, обнаружилась бадейка с мочалкой, дубовым веником и горшком, в котором плавала мелко шинкованная травка. Олег принюхался — мята. Рядом лежало чистое белье. Все было готово, а потому Середин забрал бадейку с разбавленным щелоком и отправился к котлу.
У теплой воды было одно немалое преимущество: ее не требовалось разбавлять. Бегать к текущему под дальней стеной ручью, замешивать в бадье состав, добиваясь нужной температуры. Просто зачерпнул — и отмывайся.
Олег, благо спешить было некуда, сперва слегка омыл все тело щелоком, избавляясь от застарелого пота, жира, грязи, а потом долго грелся перед открытым жерлом печи. С точки зрения науки при этом открывались поры, выталкивая наружу жировые пробки. С точки зрения человека — контраст между жаром снаружи и нежным холодком, оставленным жидким мятным мылом, приятно щекотал нервы неожиданным контрастом.
Отогревшись, ведун помылся снова, на этот раз тщательно оттирая тело, сполоснулся, натянул порты. Одеваться дальше не хотелось — в бане и так стало уже достаточно жарко. Он остановился над старухой, все еще валяющейся в малахае и тяжелом войлочном чапане. К тому же еще и мокром. Подумал, покачал головой и вздохнул:
— Как говаривал Ворон, искусство свое он отдает нам ради того, чтобы мы спасали смертных от нежити и лихоманки, а не кичились знанием своим перед ними. И коли кто из слабых запросит нашей помощи, никому в том отказа быть не должно.
Замызганная шаманка ни о чем не просила — но в помощи все-таки нуждалась.
— Что делать станем, поганкино счастье? — с надеждой поинтересовался он, но ведьма и не подумала прийти в себя.
Олег вспомнил, как она в самый последний миг уберегла Роксалану от смерти, как летела кувырком от могучего удара Стража степи, как упрямо выжигала амулетом облака, не пытаясь удрать, скрыться, превратиться в невидимку, спастись… Вздохнул еще более тяжко, но опустился рядом на здоровое колено, снял с ее головы малахай, откинул в сторону. Поморщился от застарелого кислого запаха, исходящего от пропитанного салом, воском, грязью чапана, отошел к своим вещам, достал косарь, вернулся, решительно распорол ткань сбоку, на плечах, откинул в сторону, раскрывая колдунью, словно книгу в толстом мягком переплете, потом вытянул «переплет» наружу, отбросил к малахаю, так же решительно распорол серую, никогда не стиранную исподнюю рубаху, вытащил… И с удивлением остановился.
Для старухи тело шаманки выглядело не таким уж и дряблым. Местами даже весьма упитанным. Покатые плечи, высокая грудь, стройные ноги. Середин сразу вспомнил, как ловко она выбила у него чашу с кумысом, как стремительно уходила от клинка, растворяясь где-то на краю видимости, как уворачивалась от лап монстра и наносила удары.
— Бабулька-то, похоже, аэробикой не гнушалась, пока просителей поганками травила, — пробормотал Середин. — Надо же, какая хитрая мымра! Других травит, а себя бережет…
Он подобрал на полу мочалку, смочил в воде, слегка отер ее тело с ног до головы — только чтоб намокла, — потом прошелся щелоком…
Уже после первого влажного прикосновения кожа Урги становилась гладкой и упругой. А когда он прошелся мокрой мочалкой еще раз, убирая пенистый щелок… То понял, что здешняя ведунья и вправду владела колдовством. Ее тело сохранилось таким, что впору позавидовать даже тридцатилетним гламурным девицам: ни одной складочки и морщинки, упругая подтянутая грудь, сильные руки, длинные гладкие ноги. Вот только слева, от груди и вниз, на весь бок и на нижние ребра выпирал лиловый, как спелая слива, огромный, с красными проплешинами синяк.
— Видать, сюда тебя лапой и приложили, — осторожно прощупал пальцами гематому Олег. — Так ничего серьезного не заметно. Хотя при повреждении легкого ты бы уже давно кровью кашляла. Будем надеяться, что обошлось.
Он зачерпнул в бадейку воды, поставил рядом, влажной рукой отер лицо шаманки, потом аккуратно промыл щелоком, сполоснул ладонь, снова набрал воды и прошелся по лицу, убирая пену. От прикосновения посыпались на пол зубы с ее лба. Середин скользнул кончиками пальцев под глазами — и оттуда исчезли застарелые темные мешки. Повел ладонью по щеке — и вместе с жидким мылом стекли по шее старческие морщины. Олег замер, высунув кончик языка — а потом провел пальцами по ее рту. И серые, сухие, растрескавшиеся старческие губы стали вполне даже нежными и пухленькими. С подбородка пропали бородавки. На носу исчезли все родинки и язва.
— Електрическая сила… — сглотнул ведун, отошел к бочонку, опрокинул в себя две пиалы кумыса, вытер рот рукой. Потом спустился к ручью, сполоснул руки, плеснул колкой холодной водой в лицо. Оглянулся.
На низкой скамеечке лежала…
Он закрыл глаза, тряхнул головой, произнес наговор на снятие морока, открыл… Коричневые пенистые потеки скатывались по полу, унося в себе не меньше сорока старческих лет лесной шаманки. Ведун подхватил бадейку с водой, аккуратно полил скомканные патлы, взбил на них пену, смыл. Отступил, оценивая результат.
Рядом с ним в одной бане отогревалась после недавней битвы девушка лет двадцати пяти спортивного вида, с широкими бедрами, завидной грудью, пахнущими мятой, длинными темно-каштановыми волосами и совершенно умильным выражением лица.
— М-мда… — Олег отступил к огню, вытянул к нему руки. Ладони обдало жаром. Натурально, естественно, как никогда не бывает во сне. — Али меня тоже поганками обкормили?
Он снова оглянулся… Присел, дотянулся до тряпья, что валялось недалеко от его наваждения, скрутил в комок и кинул в печь, добавив сверху еще три полена. Попробовал воду в котле — не горячая, зачерпнул полную бадью и вернулся к пострадавшей. Чтобы не царапать ее мочалкой, он набирал воду ладонью, ополаскивал тело, потом старательно растирал щелоком и так же аккуратно, ладонью, его смывал: шею и ключицы, плечи, руки, ладошки, грудь, живот со сморщенной ямочкой пупка, бедра, почему-то белые щиколотки, пятки и пальчики ног. Еще раз помыл ее лицо — и оно все равно осталось совершенно девичьим.
Олег ощутил, как в нем, в теле и, что самое страшное — в душе, нарастает нестерпимое желание, совершенно неуместное в сложившейся ситуации, вскочил, торопливо скатил остатки мыла водой из бадьи. Несколько капель попали на лицо шаманки — она вдруг фыркнула, чихнула, открыла глаза и приподнялась на скамье: