Леклерк, печально известный своим взрывным характером и недисциплинированностью, 25 ноября опрометчиво выпустил приказ, распорядившись «подавить нацистских франктриеров любыми способами». После отведенного срока в два дня предполагалось официально ввести систему заложничества. После каждого нападения предполагалось публично расстреливать по пять жителей города. Кроме того, Леклерк объявил, что по истечении отведенных двух дней расстреливаться будут все, у кого дома будет обнаружено огнестрельное оружие. В эту категорию попадали укрывающие немецких солдат. Их автоматически зачисляли в пособники партизан. Леклерк и новые власти Страсбурга полагали, что город специально наводнен нацистскими агентами, дабы подготовить новое немецкое наступление. На самом деле солдаты просто не смогли отступить из города. Казалось, что подобные меры были оправданными.
Приказ Леклерка, напоминавший форменный произвол и политический террор, со скрипом был все-таки одобрен командованием союзнических сил. В итоге была предпринята рискованная попытка привести в соответствие с международным правом произвол, творимый Леклерком. Командование Союзников выпустило декларацию, в которой говорилось следующее: «При некоторых обстоятельствах, например если гражданские жители ведут огонь с крыш по воинским формированиям, меры, предусмотренные генералом Леклерком, могут считаться соответствующими Женевской конвенции. Но подобные меры не могут применяться к военнопленным». Когда 2-я французская бронетанковая дивизия покинула Страсбург, то многие (как Союзники, так и немцы) полагали, что зверские приказы этого генерала утратили свою силу. Подобное развитие событий было бы мудрым дипломатичным шагом. Но оказалось, что они продолжают действовать на территории Страсбурга. А это значило, что город могла захлестнуть волна террора. Воспользовавшись малочисленностью военного гарнизона, оставшегося в Страсбурге, «вервольфы» могли начать новые вылазки, что имело бы следствием массовые расстрелы ни в чем не повинных мирных жителей. Гражданские власти тут же обратились к американскому командованию предоставить необходимый воинский контингент для поддержания в городе порядка — французам, прибегнувшим к столь жестоким мерам, не доверяли. Разразился скандал, французская сторона пыталась его безуспешно замять.
Нацисты тут же использовали это происшествие в своих пропагандистских целях. Конечно, с одной стороны, отсутствие реакции должно было облегчить положение пленных фольксштурмистов, но, с другой стороны, это был слишком «хороший» агитационный повод. Министерство иностранных дел Германии выпустило коммюнике, в котором заявлялось, что если Леклерк продолжит осуществлять свою репрессивную политику, то германская сторона оставляет за собой право прибегнуть к подобным мерам в отношении сторонников Шарля де Голля, которые будут обнаружены на территории Германии. В ответ на казни немецкого мирного населения поступила угроза осуществлять расправы с французами на тех территориях Эльзаса и Лотарингии, которые еще контролировались нацистами. Немецкие дипломаты также жестко осудили депортацию немецкого населения, называя подобные меры «произволом». Это коммюнике было передано французскому командованию 4 декабря через Международный Красный Крест. Примечательно, что оно было принципиально написано на немецком языке, так как германские дипломаты отказались вести дела на французском, который считали грубым и варварским.
Главной «горячей точкой» в Лотарингии стал пограничный городок Саарегойминес, который был занят 6 декабря силами Третьей армии США. Поначалу армейские части стояли на некотором отдалении от городка, и жители демонстрировали «безразличие», то есть не выказывали бурной радости по поводу освобождения. Иной реакции от населения городка, который очень сильно пострадал от бомбардировок Союзников, было очень сложно ожидать. Со временем жители Саарегой-минеса стали подозреваться в укрывательстве 300 немецких военнослужащих. Кроме этого, по ночам в город пытались проникнуть небольшие отряды СС. Французские власти и новые силы правопорядка не могли справиться со сложившейся в городе ситуацией, когда по ночам по его улицам рыскали диверсанты. В итоге в город были введены американские войска и объявлен комендантский час. Но этих мер командованию Третьей армии США показалось мало — начались массовые депортации немецкого населения. Со временем они перекинулись и на соседние города. В соседнем местечке Ремельфинг был депортирован целый жилой квартал, жители которого подозревались в помощи вермахту: они якобы работали наводчиками немецкой артиллерии. Неудивительно, что подобные меры очень быстро изменили отношение жителей Лотарингии. Если сначала в отношении Союзников оно было нейтральным, то к концу декабря неприкрыто враждебным. 20 декабря префект одного из городов жаловался, что американцы вели себя так, будто бы находились не на французской, а на немецкой территории в окружении врагов.
Самые серьезные инциденты в Саарегойминесе произошли по вине «вервольфов» из состава СС, которые действовали облаченными в гражданскую одежду. Они не раз нападали из засад на французских и американских военных. Один раз они даже обстреляли кортеж американского конгрессмена. Ночью с 15 на 16 декабря на улицах этого городка было зарезано трое французских полицейских. Опасаясь новых массовых расстрелов, местное население выдало диверсантов, но обстановка в городе все равно оставалась напряженной. Не стоит забывать, что до марта 1945 года линия фронта проходила в непосредственной близости от него.
В начале 1945-го в Эльзасе разразилось некое подобие военно-политического кризиса. В ночь с 31 декабря 1944 года на 1 января 1945 года вермахт начал в Северном Эльзасе операцию, которая вошла в историю под названием «Северный ветер». Контрнаступление было столь стремительным, что американское командование начало подумывать об эвакуации из Страсбурга. Эльзас вновь рисковал сменить свою «государственную принадлежность». По мере того как развивалось немецкое контрнаступление, французская и американская контрразведки отмечали внезапный всплеск подпольной деятельности. Это проявлялось, прежде всего, в гигантском количестве подпольных пропагандистских материалов. Это касалось в первую очередь района Хагенау. Однако к февралю 1945 года стало ясно, что немецкое контрнаступление провалилось. Если говорить об особенностях подпольной агитации, которая продолжалась достаточно долгое время, то необходимо отметить спекуляции на национальных чувствах. Она адресовалась коренным эльзасцам и делала упор на старое стремление к автономии. На многих листовках стояла подпись штандартенфюрера СС Роберта Эрнста, который возглавлял так называемое «Освободительное движение Эльзаса». Его материалы должны были убедить местное население в необходимости «второго национал-социалистического пришествия». Эта агитация не пропала даром, несмотря на провал операции «Северный ветер». Когда Седьмая армия США в марте 1945 года начала свое наступление, то, достигнув реки Мозель, обнаружила сильнейшие пронемецкие и автономно-сепаратистские настроения. В только что занятом американцами городе Рорбах один из гражданских жителей бросил в джип противотанковую гранату. Итог — двое убитых, трое раненых. Американцы тут же гневно прореагировали. Малопонятная на первый взгляд строка из войсковой истории 14-й бронетанковой дивизии США скрывала за собой наверняка ужасную реальность. В ней говорилось, что силами дивизии город был «вычищен». Но даже после того, как к концу марта в Эльзасе-Лотарингии были ликвидированы все крупные очаги сопротивления, ночные нападения на Союзников не были редкостью. Сообщения в тогдашних газетах утверждают, что «национал-социалистическим борцам» в начале апреля удалось' уничтожить стратегически важный мост через Рейн. Были сообщения о том, что «вервольфы» совершили дерзкое нападение на штаб французского генерала де Тассиньи; прежде чем они погибли, им удалось уничтожить множество высокопоставленных офицеров. Впрочем, пресса Союзников хранила гробовое молчание об этом инциденте. Впоследствии можно было отметить несколько случаев нападений, когда Союзники закидывались гранатами и самодельными бомбами. К лету 1945 года террор начал утихать. Вообще большинство немецкого меньшинства в Восточной Франции удачно прошло «политическую акклиматизацию». Сепаратизм и автономные устремления заглохли, вновь вспыхнув лишь в 60-е годы.