Не перечила и всячески приспосабливалась к требованиям, часто невыносимым, свекрови, если нужно, выглядела скромной, если нужно, даже некрасивой, терпеливо сносила все унижения… Почему же ее предавали на каждом шагу? Почему любовь, которая так легко доставалась другим и не всегда бывала ими заслужена, словно бежала от нее самой? Жена хороша собой, но муж любит уродин, единственный любовник и тот оказался подкупленным…
Екатерина тихонько рассмеялась. Смех был не сквозь слезы, их она давно научилась сдерживать и прятать, но был горьким, очень горьким. В двадцать пять лет понять, что с тобой грешили по приказу, трудно. Всю жизнь она будет бороться за любовь, всю жизнь считать себя обязанной тем, кто ей благоволил. Удивительно, но женщина, имевшая многих любовников, одного взгляда которой было бы достаточно, чтобы заставить клясться в страсти почти любого придворного, ласки которой готовы добиваться любой ценой, считала себя обязанной фаворитам и серьезно привязывалась к ним душой. Она не брала их любовь властной рукой, а словно стремилась заслужить ее. Когда стало уже невозможно молодостью и красотой, делала это душевным отношением и, конечно, щедрыми подарками.
О Екатерине сочинили множество небылиц о сексуальных безумствах и развратности просто потому, что не умела быть одна, с детства хотелось чьего-то тепла и ласки. Но она даже с любовниками держалась так, чтобы не оскорблять их чувства, а также чувства слуг. Все знали, кто именно ночует в опочивальне императрицы, но по утрам никто не видел там развороченной постели и тем более спящего красавца…
А рядовые гвардейцы, выходящие поутру из спальни в офицерском чине, или истопник, в одночасье ставший дворянином, — это не о Екатерине, это про Елизавету Петровну. Хотя прилепилось к имени Екатерины прочно…
Но тогда даже до такой славы было еще немыслимо далеко. В пустой постели в темноте одиночества лежала красивая, молодая, полная сил, но никому не нужная женщина, только что узнавшая, что ее любимый пылал страстью по приказу императрицы. Только она знала, что за ночь передумала, что прочувствовала, но даже в своих довольно откровенных «Записках» ни словом, ни намеком не обмолвилась о перенесенных страданиях, об этом унижении. Сильнее всего женщину можно обидеть изменой, небрежением, но еще страшней вот такой заказной любовью, особенно если ее чувства первые и настоящие.
Удивительно, но, похоже, она не приняла решение «закрыть» свое сердце, потом любила, и не раз, но, несомненно, любовь к Сергею Салтыкову была сильной, ведь даже через много лет в своих воспоминаниях Екатерина написала о Салтыкове только хорошее, ни в чем не обвинила, не упрекнула.
Она выдержала, не подала виду, что знает об участии императрицы, и позже никогда об этом не вспоминала.
Но теперь Екатерина хорошо знала цену любой придворной страсти. Она выполнила свой долг, родила наследника; если Салтыков действовал по распоряжению Елизаветы Петровны, то императрица никогда не сможет обвинить великую княгиню в рождении ребенка не от мужа. Салтыков… Сергей остался напоминанием о предательстве, ведь это была первая настоящая любовь…
Окажись на месте Екатерины другая, менее стойкая и сильная натура, бог весть к чему привело бы такое предательство, а ее только закалило. Это была уже совсем не та девочка, что смешно елозила, пытаясь слезть с подоконника при виде государыни; красивая молодая женщина, многому научившаяся за прошедшие годы и многое передумавшая, поняла нечто очень важное для себя: теперь она не нужна никому! Мужу Екатерина не была нужна и до свадьбы, но после рождения наследника она не нужна и императрице! Напротив, великая княгиня всем стала обузой.
И защиты просить тоже не у кого, она все должна сама еще и потому, что с любой стороны можно снова ждать предательства.
В Петербург вернулся Сергей Салтыков. У Екатерины в сердце всколыхнулась надежда, что он сможет развеять тяжелые мысли, объяснит, что все слова Бестужева только навет… Но смотрела на любимого и боялась спросить прямо. Боялась, потому что понимала, что тот солжет, что Бестужев сказал правду. Ей хотелось быть обманутой, потому просила о встрече, просила повторить, что любима. Он мямлил что-то в ответ, отводил глаза…
Еще одна бессонная, трудная ночь. Это было прощание с первой любовью, которая оказалась просто недостойной, чтобы ее оплакивать. Сильная натура и здесь оказалась на высоте — Екатерина отпустила Салтыкова, не укоряя и не сказав, что знает правду.
В душе зрела обыкновенная ненависть, но каким-то чутьем Екатерина поняла, что не должна позволять ей развиться, хотя бы просто потому, что невольно выдаст свои чувства, а это приведет к гибели. Нет, она должна пережить все, ее время придет, она не знала когда и какое, но верила, что придет. Сына не отдадут, муж просто ненавистен, любовник чурается, свекровь готова со света сжить… Но она жива и будет на коне!
Ораниенбаум Елизавета Петровна подарила племяннику сразу по его приезде, это далеко от Петербурга, зато свое. Сразу после женитьбы Петра и Екатерины там, на берегу Карпинского пруда, южнее Большого дворца, начали строить небольшую земляную крепостицу, названную «Екатеринбург», императрица хотела сделать приятное сразу обоим супругам. Не сказать чтоб это Екатерину обрадовало, но занятия в крепости отвлекали супруга от нее самой. Слава богу, вместе с ним там бывало достаточно много людей, чтобы ставить на часы еще и ее.
Из окружающих его кавалеров, желали они того или нет, была организована рота, в которой сам Петр капитан, а князь Репнин его адъютант. С утра до позднего вечера шло учение — стрельба, сигналы, маршировка, упражнения с ружьями… К вечеру кавалеры валились с ног и танцевать бывали просто не в состоянии, Петра это заботило мало, а Екатерина только тихо радовалась, что мужу не пришло в голову организовать вторую роту из дам.
И вот теперь Петр задумал построить свою крепость.
— Вы никчемны, и ваша крепость тоже! — палец великого князя указал в сторону жены. — Я буду строить свою, каменную, и назову ее в свою честь!
Очень хотелось возразить: мол, крепость не моя, я туда даже не хожу, но Екатерина сочла за лучшее промолчать и была права.
Вот тут все увидели разницу между дерганым, ни к чему не способным князем и тем Петром, которым он мог бы стать, не изуродуй его воспитатели. Если он чего-то хотел по-настоящему, он умел быть и терпеливым, и настойчивым, и талантливым тоже. То, как он отстраивал свой Петерштадт и организовывал там жизнь, делает Петру честь.
Крепость в форме 14-конечной звезды плотно застроили, там разместились комендантский дом, арсенал, цейхгауз, гауптвахта, офицерские дома, казармы, лютеранская кирха, погреба… Но особенно хорош получился дворец посреди крепости. Вся крепость и дворец казались изящной игрушкой, архитектор Антонио Ринальди, работавший над ним, оказался на высоте, как и русские мастера «лакирных дел», создающие внутренние интерьеры. Весь дворец казался драгоценной шкатулкой и был словно противопоставлен огромному Большому дворцу, перестроенному Растрелли.
В Ораниенбаум перебрался и садовых дел мастер Канутус Ламберти, чем-то не угодивший императрице. Ламберти, которого в России звали Лаврентием Ламбертиусом, тоже был настоящим мастером своего дела, и на берегу Карости разбили небольшой сад Фриденсталь с беседками, лабиринтами и множеством всяких затей.