— Меня что, бросят в море?
— Нет, ты сбежишь, как граф Монте-Кристо.
Я опять ничего не понимаю.
— Но ведь у меня нет умершего друга.
— Я хотела сказать, что ты притворишься мертвым.
Я в изумлении смотрю на нее.
— Это похоже на пьесу, которую я видела в старших классах. Одна девочка по имени Джульетта хотела убежать с мальчиком, которого любила, и притворилась мертвой, выпив какое-то снадобье. А потом, через несколько дней, она проснулась, да-да.
— Нет, это младенец Иисус проснулся.
— А, тут было немного по-другому. — Ма потирает лоб. — Он умер на три дня, а потом снова вернулся к жизни. Но ты не умрешь, просто сделаешь вид, как та девочка в пьесе.
— Я не умею притворяться девочкой.
— Да нет, ты притворишься мертвым. — Голос Ма становится скрипучим.
— Но у нас же нет савана.
— Мы заменим его ковром.
Я смотрю на ковер, весь в красных, черных и коричневых зигзагах.
— Когда придет Старый Ник — сегодня вечером, завтра или в какой другой день, — я скажу ему, что ты умер, и покажу ковер, в который тебя заверну.
Я никогда не слышал более безумного плана.
— Почему?
— Потому что в твоем теле не осталось воды и из-за сильного жара у тебя остановилось сердце.
— Нет, почему в ковер?
— А, — говорит Ма. — Хороший вопрос. Мы завернем тебя в ковер, чтобы он не догадался, что ты на самом деле жив. Понимаешь, вчера ты великолепно притворялся больным, но притвориться мертвым невозможно. Если он заметит, что ты дышишь, то поймет, что мы его надули. Кроме того, мертвецы холодные.
— Мы можем использовать пакет с холодной водой…
Ма качает головой:
— У них все тело холодное, а не только лицо. И еще они совсем застывшие, так что тебе пришлось бы лежать, как будто ты робот.
— А разве они не расслаблены?
— Это противоположно расслаблению.
— Но ведь робот — это он, Старый Ник, у меня же есть сердце.
— Поэтому я подумала, что для того, чтобы он не догадался, что ты живой, надо закатать тебя в ковер. Я скажу ему, что тебя надо отвезти куда-нибудь и похоронить, понял?
У меня задрожали губы.
— Почему ему надо будет меня похоронить?
— Потому что мертвые тела очень быстро начинают вонять.
В нашей комнате и так уже плохо пахнет из-за того, что мы не смываем воду в туалете, а подушка испачкана рвотой и все такое прочее.
— Значит, «червяк влезает, вылезает…».
— Совершенно верно.
— Но я не хочу, чтобы меня похоронили и чтобы по мне ползали червяки.
Ма гладит меня по голове:
— Но это же понарошку, понимаешь?
— Как в игре?
— Только без смеха. Это серьезная игра.
Я киваю. Мне кажется, я сейчас расплачусь.
— Поверь мне, — говорит Ма, — если бы была хоть какая-нибудь иная возможность спастись из этого ада…
Я не знаю, какие возможности существуют в аду.
— Ну хорошо. — Ма встает с кровати. — Сейчас я расскажу тебе, как все это будет, и ты поймешь, что бояться нечего. Старый Ник наберет код на двери и вынесет тебя из комнаты завернутым в ковер.
— А ты тоже там будешь? — Я знаю, каким будет ответ, но на всякий случай спрашиваю.
— Нет, я останусь здесь и буду ждать, — отвечает Ма. — Он отнесет тебя в свой грузовичок, положит в открытый кузов…
— Я тоже хочу ждать вместе с тобой.
Ма прижимает палец к моим губам, чтобы я замолчал.
— Это и будет твой шанс.
— Что именно?
— Грузовичок! Когда он остановится на первом перекрестке, ты выберешься из ковра, выпрыгнешь из кузова и приведешь сюда полицию.
Я в изумлении смотрю на нее.
— На этот раз план звучит так: смерть, грузовичок, побег, полиция, спасение Ма. Повтори!
— Смерть. Грузовичок. Побег. Полиция. Спасение Ма.
Мы съедаем на завтрак по сто двадцать пять подушечек каждый, потому что нам надо набраться сил. Я не голоден, но Ма говорит, что я должен съесть все без остатка. Потом мы одеваемся и учимся изображать мертвого. Это самая странная игра, в которую нам приходилось играть. Я ложусь на край ковра, и Ма заворачивает меня, приказывая повернуться на живот, потом на спину, потом снова на живот и снова на спину, пока я не оказываюсь плотно завернутым. Внутри ковра очень необычно пахнет — пылью и еще чем-то. Запах отличается от того, какой чувствуешь, когда лежишь на ковре.
Ма поднимает меня, и мне кажется, что меня раздавили. Она говорит, что я похож на длинный тяжелый тюк, но Старый Ник без труда меня поднимет, потому что у него мышцы покрупнее.
— Он отнесет тебя на задний двор, наверное, в свой гараж, вот так. — Я чувствую, как Ма ходит со мной по комнате. Я не могу повернуть голову. — А может быть, перекинет тебя через плечо, вот так… — Она с усилием поднимает меня, издав при этом хрюкающий звук.
— А долго я буду так лежать?
— Что?
Ковер скрадывает звуки, и она плохо слышит меня.
— Потерпи, — говорит Ма, — знаешь, мне пришло в голову, что он пару раз должен будет положить тебя на пол, чтобы открыть двери. — И она кладет меня на пол, опустив вниз головой.
— Ой!
— Ты помнишь, что не должен издавать ни звука?
— Извини. — Я упираюсь лицом в ковер, в носу у меня свербит, но почесать его я не могу.
— Он бросит тебя на пол грузовика, вот так. — Ма бросает меня, и я кусаю губы, чтобы не вскрикнуть.
— Не двигайся, не шевелись, будь неподвижен, словно робот, что бы ни случилось, хорошо?
— Хорошо.
— Потому что, Джек, если ты размякнешь и пошевелишься или издашь какой-нибудь звук, словом, если допустишь какую-нибудь ошибку, то он поймет, что ты жив, и так рассердится, что…
— Ну что? — Я жду. — Ма, что он сделает?
— Не беспокойся, он поверит, что ты умер.
Откуда она это знает?
— Потом он сядет в грузовик и поедет.
— Куда?
— Ну, наверное, за город. Туда, где никто не увидит, как он роет яму, скажем, в лес или куда-нибудь еще. Но как только заработает мотор, ты услышишь громкое рычание и все вокруг затрясется, вот так. — Она начинает тереть, словно теркой, через ковер. Обычно в таких случаях я хохочу, но сегодня мне не до смеха. — Это будет тебе сигналом, что надо выбираться из ковра. Попробуй вылезти из него.