— Я… я сойду с ума, слушая этот бред, — сказал Джонстон и медленно моргнул. — Сойду с ума начисто.
— Вы решили, что Рэйчел — идеальный материал для ведьмы. Вам, как и всем, было известно, что произошло в Салеме. Но вы, с вашими блестящими способностями манипулировать публикой, понимали, как может быть написан сценарий такого массового страха, акт за актом. Единственная была проблема, сэр, в том, что вы умеете повелевать разумом толпы, а нужен был человек, умеющий манипулировать разумом личности. Цель состояла в том, чтобы посеять в Фаунт-Рояле ужас, используя выбранных людей, и тем разрушить город и заставить жителей бежать. После чего вам — и Ланкастеру, как он думал, — остается забрать сокровища.
Джонстон поднял руку, прикоснулся ко лбу. Он медленно раскачивался в кресле взад-вперед.
— Что касается убийства Дэниела Ховарта, — говорил Мэтью, — я подозреваю, вы выманили его из дома в ту ночь на заранее договоренную встречу? Такую, о которой он не стал бы ставить в известность Рэйчел? Она мне говорила, что в ночь убийства он ее спросил, любит ли она его. Он, по ее словам, никогда не заводил разговоров… гм… о чувствах. Он уже опасался, что Николас Пейн неравнодушен к Рэйчел. Вы раздули это пламя, намекая, что у Рэйчел тоже есть чувства к Пейну? Вы пообещали ему встречу наедине, чтобы обменяться информацией, которая не должна быть подслушана? Конечно, он знать не мог, что вы задумали. Не сомневаюсь, что ваш дар убеждения мог заставить Дэниела пойти в любое место и в любое время. Кто ему перерезал горло, вы или Ланкастер?
Джонстон не ответил.
— Я думаю, вы. И это вы потом пятью клинками располосовали мертвого или умирающего Дэниела? Ланкастер, не сомневаюсь, даже представить себе не мог, что его ждет тот же конец. Он запаниковал, узнав, что раскрыт? Хотел уехать? — Мэтью мрачно улыбнулся. — Но вы ни за что не могли этого позволить. Нельзя было его отпускать, он слишком много знал. Но вы ведь с самого начала задумали его убить, когда он поможет вам вытащить клад и Фаунт-Роял станет вашим частным фортом?
— Будь ты проклят! — сказал Бидвелл Джонстону, багровея. — Прокляты будь твои глаза, и душа, и сердце! Будь ты проклят медленной смертью, потому что чуть не превратил меня самого в убийцу!
— Успокойтесь, — посоветовал Мэтью. — Он будет проклят, и я уверен, что колониальная тюрьма всего на ступеньку выше адской ямы и кучи навоза. Именно там он проведет несколько дней, пока его повесят, если я хоть как-то буду в этом участвовать.
— Это, — вымученно сказал Джонстон, — может быть правдой. — Мэтью почувствовал, что теперь этот человек желает говорить. — Но, — продолжал Джонстон, — я выжил в самом Ньюгейте, так что вряд ли испытаю много неудобств.
— А-а! — кивнул Мэтью и прислонился к стене напротив Джонстона. — Выпускник не Оксфорда, но Ньюгейтской тюрьмы! И как же вас приняли в столь почтенную школу?
— Долги. Политические связи. И друзья, — добавил он, уставясь в пол, — с ножами. Моя карьера погибла. А хорошая была карьера… не то чтобы я был главной звездой, но я подавал надежды. И сам надеялся… когда-нибудь… набрать денег и создать собственную труппу. — Он тяжело усмехнулся. — Мою свечу задули завистники. Но был ли я… достоверен в своей роли? — Он поднял к Мэтью вспотевшее лицо и жалко улыбнулся.
— Вы заслужили овации. По крайней мере от палача.
— Принимаю это как двусмысленный комплимент. Позвольте ответить тем же: у вас блестящий ум для посредственности. При некотором усердии можете стать мыслителем.
— Я подумаю над этим.
— Эта зараза, — Джонстон положил руку на бугор на колене, — здорово мне мешает. И чему я рад, так это что смогу сейчас ее снять раз и навсегда. — Он развязал бриджи под коленом, отвернул чулок и начал отстегивать кожаную лямку. Все присутствующие могли увидеть совершенно нормальную коленную чашечку. — Вы правы, это действительно был воск. Я его всю ночь лепил, пока не удовлетворился результатом. Вот вам трофей.
Он бросил лямку на пол перед Мэтью.
Мэтью не смог удержаться от мысли, что это гораздо более приемлемый трофей, чем отрезанная, издающая жуткий смрад голова медведя, которую ему поднесли на праздновании вчера вечером. И намного более ценный.
Джонстон поморщился, выпрямляя ногу и разминая колено.
— У меня то и дело бывали судороги, от которых я чуть на пол не падал. Такой аппарат мне пришлось носить для одной роли, я ее играл… да, десять лет назад. Одна из последних моих ролей в труппе «Парадайм». Это была комедия, только ничего смешного не получилось, если не считать смешным, когда публика забрасывает актера гнилыми помидорами.
— Видит Бог, я тебя сам задушу! — бушевал Бидвелл. — Сэкономлю палачу веревку!
— Души себя, если тебе так хочется, — ответил Джонстон. — Ты вперед других рвался сжечь эту женщину.
Это столь небрежно сделанное замечание послужило соломинкой, сломавшей спину Бидвелла. Хозяин умершего Фаунт-Рояла, выкрикивая ругательства, бросился прямо из кресла на Джонстона и схватил актера за глотку обеими руками.
Оба с грохотом рухнули на пол. Тут же Мэтью и Уинстон бросились их разнимать, Грин смотрел от дверей, которые он сторожил, а Шилдс вцепился руками в кресло. Бидвелла удалось оторвать от Джонстона, но не раньше, чем он сумел дважды ударить кулаком в окровавленное лицо актера.
— Сядьте, — велел Мэтью Бидвеллу, сердито вырвавшемуся у него из рук.
Уинстон поправил кресло Джонстона и помог тому сесть, но тут же отошел в дальний угол, будто боялся заразиться от такого прикосновения. Джонстон вытер кровоточащий нос рукавом и подобрал трость, также упавшую на пол.
— Убить тебя надо было! — кричал Бидвелл. Жилы на шее у него надулись. — Разорвать собственными руками за все твои дела!
— Им займется закон, — сказал Мэтью. — Теперь прошу вас: сядьте и сохраняйте достоинство.
Очень неохотно Бидвелл вернулся к своему креслу и звучно в него хлопнулся. Он хмуро глядел прямо перед собой, и мысли о мщении еще потрескивали у него в голове, как угольки, вспыхивающие пламенем.
— Что ж, вы должны быть очень собой довольны, — обратился Джонстон к Мэтью. Запрокинув голову, он потянул носом. — Герой дня и все прочее. Я для вас — ступенька к судейской мантии?
Мэтью понял, что Джонстон-манипулятор снова занялся своим делом, старается поставить Мэтью в положение обороняющегося.
— Клад, — сказал он, игнорируя это замечание. — Как вы о нем узнали?
— У меня, кажется, нос сломан.
— Клад. — Мэтью стоял на своем. — Пора перестать играть в игры.
— А, клад! Да, понимаю. — Он закрыл глаза и снова втянул носом кровь. — Скажите, Мэтью, вы когда-нибудь бывали в Ньюгейтской тюрьме?
— Нет.
— Молите Бога, чтобы никогда туда не попасть. — Глаза Джонстона открылись. — Я там пробыл один год, три месяца и двадцать восемь дней, отбывая срок за долги. Там правят заключенные. Есть, разумеется, охранники, но они охраняют прежде всего собственные глотки. Все — должники, воры, пьяницы, сумасшедшие, убийцы, растлители детей и насильники матерей — все свалены в кучу, как животные в яме, и… можете мне поверить… там делаешь то, что нужно, чтобы выжить. А знаете почему?