— H. L. М. По-французски — Habitation à Loyer Modéré. Дешевое жилье. — Элоди рассмеялась. — Несмотря на то что все жители этого дома — юристы, доктора и тому подобное. Или сыновья и дочери, или друзья разных политиков. Папа выпросил эту квартиру для меня у своего друга из Hôtel de Ville. Ну, из… как это по-английски? Городского муниципалитета?
— Дешевое жилье выделяется для тех, кто по жизни неизменно пользуется привилегиями?
— Если хочешь, можешь жить в той пещере.
— Нет, нет, моя цель по жизни — войти в группу избранных, кто неизменно пользуется всяческими благами.
Мы вошли в забетонированный внутренний дворик, благоухающий чистотой, и тут же наткнулись на мусорный бак.
Из-за зеленого передвижного контейнера показалась темноволосая голова невысокой, полноватой женщины. Женщина обрушилась на Элоди с ругательствами на языке, который можно было бы принять за испанский в исполнении голландца, после чего с недовольным видом исчезла за дверью с надписью «CONCIERGE».
— Она сделала тебе выговор, что нельзя приводить мужчину в дом даже в качестве гостя, да? — поинтересовался я.
Элоди чуть не описалась со смеху, услышав мое предположение. Из чего я сделал вывод, что нет, женщина ругалась по другому поводу.
Если бы консьержка и возражала против приглашенных Элоди мужчин, то она тратила бы свое время впустую. Стоило нам закрыть за собой дверь, как Элоди впилась в мои губы, будто они манили ее, как помада в витрине магазина.
Видимо, она со всей серьезностью подошла к получению степени магистра экономики. Секс был для нее сродни модели построения бизнеса.
Мы быстро прошли стадию вывода активов, хотя и произвели всё с положенной тщательностью, затем миновали предписанный инструкцией этап исследования и развития рынка, после чего я получил предложение о размещении своего продукта в ее рыночной нише.
Я изо всех сил старался не ударить в грязь лицом и соответствовать высоким требованиям партнерши, для чего мне пришлось продемонстрировать весь свой потенциал. Вторжение на рынок в итоге привело к резким колебаниям, повлекшим за собой крах дутого предприятия, и мы, истощив ресурс в области продаж, сдали позиции.
— Я покажу тебе комнату, — сказала она, спустя секунд десять после того, как рынок обрушился.
Вот ведь как можно поубавить жару парню, только что воодушевленному оргазмом! Но я вынужден признать, Элоди вела себя куда более гостеприимно, чем тот агент по недвижимости.
И я таки поймал удачу за хвост! В моем распоряжении дешевая комната с окнами на юг, в самом центре города. Никакой уборки не требуется, потому как у Элоди договор с отцом, что подобные обязанности ложатся на плечи приходящей уборщицы. И у меня собственная кухня, что вселяло оптимизм, — уже давненько я никого не угощал своим фирменным блюдом «паста с сюрпризом» (сюрприз заключался в том, что я забывал посолить воду).
И вдобавок ко всему при малейших признаках утомления теоретическими науками Элоди приглашала меня к себе для ревизии ее программы расчетов.
La belle vie à Paris! [96] — или как там?
Даже консьержка внесла свою лепту в мою новую, избавленную от многих трудностей жизнь. Оказывается, в тот день она ругалась на португальском. Те времена, что описаны в рассказах о комиссаре Мегрэ, когда в консьержи брали исключительно французов, давно уже канули в небытие. Теперь место смотрителей заняли люди попроще, эмигрирующие семьями из Португалии, дабы заработать денег на строительство дома на родине.
Мадам да Кошта с определенных пор не говорила с Элоди на французском, потому что, как и все остальные богатенькие жильцы, девушка не обращала на нее внимания. У Элоди была дурная привычка — выставлять вечером мешки с мусором на лестничную клетку. И когда по каким-либо причинам под ними образовывалась лужа, именно консьержке приходилось все это убирать.
Продуктивность мадам да Кошта на этой должности поражала воображение — со своей второй работы, где она трудилась в качестве уборщицы, консьержка бесплатно приносила чистящие средства. И раз в неделю — в ночь с воскресенья на понедельник — она с мужем и сыном устраивала настоящую клининговую атаку на холл и центральную лестницу, смывая с отштукатуренных стен всю скопившуюся грязищу. В результате холл с утра благоухал так, словно это был не жилой дом, а фабрика по производству лимонного сока.
Но это не мешало милейшей даме все остальное время вытравлять жильцов терпким душком, облаком выплывающим из ее каморки, где она жарила рыбу. Эта вонь просачивалась в каждую трещинку кирпичного дома, заползала в любой дверной проем. Ты сидишь в гостиной и смотришь телевизор, как вдруг тебе начинает казаться, что твою голову медленно погружают в ведро с теплым рыбьим жиром.
Я завладел симпатией консьержки потому, что говорил ей «бонжур», и делал это искренне. А еще потому, что я, как и она, не парижанин, даже не француз. Она очень внимательно следила за тем, чтобы вся почта, адресованная из-за рубежа, доходила до меня. А заодно и зарубежная почта, адресованная другим жильцам. Если на конверте красовалась иностранная марка, это письмо неизменно попадало мне в руки. Безусловно, я и не думал перечить. Обычно я потихоньку выползал из квартиры поздно ночью и осторожно распределял по квартирам почту, не предназначенную мне. Оно того стоило, чтобы быть у мадам да Кошта на хорошем счету.
Я не был единственным, кому Элоди демонстрировала модели по сбыту наличествующих у нее ценностей, но меня это не особо волновало. Даже когда сон не шел исключительно из-за ритмичных стонов, доносившихся из-за стены.
И слава богу, что мне не принадлежали эксклюзивные права на пользование! Однажды субботним утром, пока я изнемогал в ожидании эспрессо, медленно сочившегося из кофе-машины, в кухню вошел — кто бы вы думали? — Жан-Мари.
Не то чтобы я был раздет: буквально минуту назад натянул джинсы, но еще не успел их застегнуть. Нетрудно было предугадать вопрос, пронесшийся в мозгу шефа: где и с кем я спал?
Минутой позже в кухню вплыла Элоди, чью девственную чистоту нарушали лишь следы помады на губах и мужская рубашка, накинутая на голое тело. Не самый удачный момент…
— Доброе утро, папа. — Она поцеловала его.
— Доброе утро, Пол. — Меня она поцеловала тоже, чего обычно не случалось по утрам. Прищурившись, Жан-Мари взглянул на меня недобро.
— Папа, Пол, познакомьтесь, это Чико.
И тут явилось мое спасение в облике высоченного ангела: двухметровый латиноамериканский мачо типично модельной внешности: высокие скулы, волосы тщательно уложены гелем. Чико стоял абсолютно голый, с гордостью демонстрируя результат обрезания.
Было совершенно очевидно, кто кого только что поимел.
— Чико, дорогой, это мой папа. Почему бы тебе не пойти поискать что-нибудь из одежды?