— Ради всего святого? — с издевкой передразнила она. — Это как в «Джиперс криперс» и мультиках про сверчка Джимини? С каких это пор ты повторяешь выражения Рональда Рейгана? — Элеанор стала раздражительнее, жестче и явно не стремилась к примирению.
Соланка подумал о Моргене и Лин. Моргене, который не поленился позвонить ему и высказать, как плохо Соланка поступил, оставив собственную жену. Моргене, чья жена также позвонила Соланке — сообщить, что крах его брака еще сильнее сплотил их с мужем. Н-да. Морген, Элеанор и Лин во Флоренции. Поэтому она пакала. Приведенное Асманом доказательство было неоспоримо. Потому что она плакала. Так почему же она плакала, Морген? Элеанор? Отчего же ты теперь не удосужился связаться со мной? Не могла бы ты, Элеанор, объяснить, почему твой любовник выясняет отношения с женой в присутствии моего сына?
Ярость медленно покидала его, но одновременно с этим все вокруг становилось безрадостным. Мила съезжала. Эдди нанял в транспортной компании «Ван-Го» грузовик и без единого слова жалобы таскал с четвертого этажа вниз ее пожитки. Сама Мила все это время просто торчала на тротуаре с сигаретой в одной руке и бутылкой ирландского виски в другой, периодически прикладывалась к горлышку и брюзжала. Ее волосы были красными и как никогда острыми и короткими. Даже они словно бы злились.
— На что это ты уставился, как сам считаешь? — завопила она на Соланку, приметив его в окне кабинета на втором этаже. — Чего бы вы ни хотели от меня, профессор, вам этого не получить. Ясно? Я теперь девушка помолвленная, скоро выхожу замуж и очень не советую злить моего жениха.
Несмотря на то что, по самым приблизительным оценкам, Мила выпила никак не меньше пятой части бутылки «Джеймсона», Соланка спустился вниз, чтобы поговорить с ней. Она переезжала в Бруклин. Они с Эдди присмотрели себе маленькую квартирку в районе Парк-Слоуп, недалеко от нового офиса сетевых пауков. Сайт Кукольных Королей вот-вот заработает на полную мощность, и все, что с ним связано, в полном порядке.
— Профессор, вам не о чем волноваться, — устало сказала Мила, — с бизнесом все отлично. Единственное, чего я не могу выносить, так это вас.
На крыльце появился Эдди Форд с компьютерным монитором в руках. Заметив Соланку, он театрально нахмурился. Эдди очень долго ждал случая разыграть эту сцену.
— Слышь, мужик, она не хочет говорить с тобой, — начал он, опуская монитор на землю. — Я достаточно ясно выражаюсь? Мисс Мила не имеет ни капли чертова желания вести чертовы беседы. Понял? Хочешь увидеть ее — позвони в офис и назначь чертову деловую встречу. Можешь прислать нам электронное письмо. Хоть раз увижу тебя возле ее чертова дома — будешь иметь дело со мной. Между этой леди и тобой больше нет никаких чертовых отношений. Тебе дали отставку вчистую. Если хочешь знать мое мнение, она просто чертова святая, что вообще продолжает вести с тобою бизнес. Но я-то не святой. И мне нужно всего пять минут. Триста секунд наедине с тобой удовлетворят все мои чертовы желания. Вот так вот, сэр! Поняли меня, профессор? Надеюсь, мы с вами на одной частоте? Вам ясны все мои выражения?
Соланка молча поклонился и повернулся, чтобы уйти.
— Она рассказала мне, что ты с ней делал, — выкрикнул ему вслед Эдди. — Ты просто чертов псих. Старый, грустный и больной шизик.
А рассказала ли она тебе, Эдди, о том, что делала со мной? Ай, ладно! Не важно.
— Ага, профессор!
В коридоре, у дверей своей квартиры, Соланка едва не налетел на Шлинка. Сантехник явно поджидал его, размахивая какими-то документами и просто разрываясь от обилия слов.
— Фсе ф порятке ф фашей кфартире? Никаких проплем с туалетом? Ну та, ну та. Стеланное Шлинком стелано нафсекта. Гефикст! — Сантехник закивал и улыбнулся яростной улыбкой. — Фозмошно, фы не помните, — продолжил он свою речь, — я пыл с фами открофенен, та? Расскасал фам фсю сфою шиснь. Фот так фот фсял и потелился. А фы префратили фсе ф шестокую шутку. Фы скасали, што ис истории моей несщастной шизни полушится кино. Но фы гофорили это не фсерьес. Фы просто так это гофорили, смеха рати. Так плагоротно с фашей стороны, профессор, так феликотушно, кусок фы терьма.
Соланка стоял как громом пораженный.
— Та! — заявил сантехник, особенно напирая на слова. — Теперь у меня есть прафо насыфать фас так. Я пришел сюта специально тля тофо, штопы это фам скасать. Фитете ли, профессор, я фсял та и послетофал фашему софету, софету, который фы тали мне просто так, штопы посмеяться, глупо потшутить, и майн готт, слафа поку, мои усилия не прошли таром. Это пыл успех! Скоро фыхотить фильм! Фот смотрите, тут, прафта, картинка щерно-пелая. Фитете, насфание стутии. Фитете, тогофор, услофия оплаты. Претстафьте сепе, кометия. Та! Прошиф шиснь, лишенную юмора, в конце я буту смешить лютей. В глафной роли Пилли Кристалл, он уше согласился, он просто с ума схотит по этой роли! Мы стелаем корящий хит, та? Уше скоро ф прокате. С путущей фесны. Море пухла. Отлищный пютшет. Грантиосный прастник. Потоштите немного, фсе увитите сами. Ну, латно, мне пора. Профессор-затница, я плакотарю фас за название. Фы его притумали. «Jü-Boot». «Ефрейская лотка». Ха-ха-ха.
16
Ни на что не похожее лето вдруг закончилось в одну ночь, точно кто-то свернул показ неудачного бродвейского шоу. Столбик термометра, будто нож гильотины, резко упал вниз. Курс доллара, напротив, взлетел вверх. Повсюду, куда ни взгляни: в спортивных залах, клубах, галереях, офисах, на улицах, в залах Нью-йоркской фондовой биржи, на главных стадионах и крупных концертных площадках — спешно готовились к новому сезону, разминались перед началом рабочей поры, подновляли тела, головы и содержимое гардероба, занимали стартовые позиции. Время шоу на Олимпе. Казалось, весь город участвует в гонке. Слабаки могут не беспокоиться, им нет места в этом динамичном соревновании. Вот оно — самое главное событие, ежегодный чемпионат, победителя ожидает голубая атласная лента через плечо. Это забег для профессионалов, занявшие первое место станут богоравными. Второго места тут не бывает — отправляйся-ка в город неудачников, Лузервиль! Никто не раздает здесь ни серебряных, ни бронзовых медалей. Главное правило: пан или пропал.
Всю эту олимпийскую осень эфир заполняли атлеты: дискредитированные китайцы, пьющие черепашью кровь; Марион Джонс, бормочущая что-то в микрофон; муж Марион Джонс, уличенный в использовании допинга — нандролона; Майкл Джонсон, вырывающийся вперед и побивающий все рекорды. Набирало обороты и действо, которое Джек Райнхарт назвал Олимпиадой Разводов. Антикварный муж первой жены Соланки, Сары Лир-Скофилд, Лестер, умер во сне накануне последнего в их бракоразводном процессе судебного заседания, успев, однако, вычеркнуть Сару из своего завещания. Жесточайшая словесная война между Сарой, бразильской супермоделью Ундиной Маркс и взрослыми детьми Скофилда от прежних браков наконец-то вытеснила с первых полос дело Бетонных Убийц. Саре удалось выйти полной победительницей из этой пока еще вербальной схватки. Она обнародовала отрывки из личного дневника Скофилда, из которых явствовало, что усопший всей душой ненавидел собственных детей и не собирался оставлять им ничего, что было бы существенней платы за проезд по мосту Трайборо. Сара также наняла частных сыщиков, чтобы те выяснили все подробности жизни Ундины, единственной наследницы по последнему, активно оспариваемому завещанию Скофилда. В прессу хлынули подробности о бисексуальной распущенности модели и ее приверженности пластической хирургии. «Она не принадлежит к числу интересных мне людей, но, говорят, подстилка она выдающаяся», — ядовито откомментировала Сара. Увлечение Ундины наркотиками и съемки в дешевых порнофильмах также сделали свое дело. Но, самое убийственное, пинкертоны откопали тайную любовную связь модели с неотразимым парагвайцем, близким родственником укрывающегося от правосудия нацистского военного преступника. После обнародования этих фактов иммиграционная служба США тут же начала следствие в отношении Ундины, поползли упорные слухи, что ее того и гляди лишат «зеленой карты». Вот это да! Я по-прежнему стаптываю сапоги в пехоте, а Сара Британская командует батальонами, не без восхищения думал Малик Соланка о бывшей жене. Я всего лишь лицо в толпе, а она — королева, от нее зависят жизнь и смерть.