Иссерли повернула назад, выполнив поворот со всей возможной тщательностью и аккуратностью. Никто не отреагировал на это ни гудком, ни миганием фар – для всех остальных участников дорожного движения она была не более чем просто еще одним собратом-водителем. Она уже не чувствовала себя такой опустошенной, как час назад: питание пошло ей на пользу.
Автостопщик, когда Иссерли проехала мимо него по другой стороне дороги, показался ей мрачным, но не агрессивным – по крайней мере, таким он ей увиделся в то мгновение, когда возник в лучах ее фар. В руках у него не было никакой таблички, и, возможно, для такой погоды он был несколько легкомысленно одет, но никакой чрезмерной экстравагантности в его наряде не отмечалось. В конце концов, на руки он надел кожаные перчатки, а его кожаная куртка была наглухо застегнута на молнию. Снежинки блестели на его темных волосах и усах и на плечах куртки. Он был высоким для шотландца и очень хорошо сложенным. Уловив признаки нетерпения на лице автостопщика, Иссерли решила, что тот уже почти дошел до положенного самому себе предела, после которого намеревался оставить всякие попытки поймать машину.
И тогда она снова развернулась и поехала назад, чтобы подобрать его.
Автостопщик наклонил лицо к дверце, в которой Иссерли до половины опустила стекло.
– Плохая погода для прогулок, – заметила она осторожно, надеясь вызвать его тем самым на откровенность.
– На работу устраивался, – ответил он, роняя капли растаявшего снега с усов. – Собеседование закончилось позже, чем мне обещали. Через час автобус будет, но я решил: дай, думаю, попутку поймаю.
Иссерли открыла дверцу, смахнув рукой пустые пакеты из-под картофеля с сиденья.
– Спасибо, – сказал автостопщик, так и не улыбнувшись. Вместо улыбки он шумно и тяжело вздохнул – очевидно, в знак признательности. Стянув перчатки, он пристегнул ремень, продемонстрировав татуировки в виде двух летящих ласточек – по одной на каждую руку, – вытатуированных в ложбинках между большим и указательным пальцем.
Уже трогаясь с места, Иссерли кое-что вспомнила.
– Сегодня суббота, – сказала она.
– Да, – согласился он. – Но у меня было собеседование не на бирже труда, а непосредственно с работодателями, – Он быстро посмотрел в сторону Иссерли, словно пытаясь убедиться, что той вполне можно доверять, а затем добавил: – Я соврал им, что оставил машину тут неподалеку.
– Работу сейчас найти непросто, – поддакнула Иссерли. – Иногда приходится идти на ухищрения.
Он ничего не ответил, словно боялся ответом уронить свое достоинство. Впрочем, выдержав небольшую паузу, сказал:
– Машина-то у меня есть. Но налог не проплачен и талон техосмотра отсутствует. За пару недель работы я бы решил все проблемы.
– И что, как по-вашему, возьмут вас на работу эти, с которыми вы только что беседовали? – спросила Иссерли, кивая головой – предположительно в сторону тех самых загадочных «работодателей», о которых шла речь.
Его ответ оказался неожиданным и резким.
– Один пустой треп. Они, видите ли, «только еще подумывают» о том, чтобы взять кого-нибудь на работу, представляете себе?
– Да уж, – сказала Иссерли и выпрямилась, выпятив вперед свою грудь.
* * *
Однако это произвело на автостопщика вовсе не то впечатление, на которое рассчитывала Иссерли. «Что это у баб за мания в наше время – носить вещи с таким вырезом, чтобы из него титьки вываливались?» – размышлял он. И по телевизору все время показывают этих лондонских девок с сальными волосами, которые отправляются в ночной клуб, напялив на себя крохотную черную курточку, в которой и таксе тесновато будет. Если они сюда пожалуют в таком виде, то мало им не покажется, это уж точно! Неудивительно, что в армии далеко не в восторге от солдат в юбках. Вот вы бы доверили защищать свою страну кому-нибудь, кто в такую погоду разъезжает, выставив вперед голые титьки на полметра?
И какого черта эта девчонка едет так медленно? Ползет, как улитка! Поменяться бы с ней местами, он бы заставил это японское дерьмо ехать раза в два быстрее. Эх, если бы у него был снова тот самый «уолсли», на котором он ездил в восьмидесятых! Его рука до сих пор еще помнила, каким был на ощупь рычаг переключения скоростей. Головка обтянута высококачественной кожей. Мягкой, словно свиная. Наверное, свиной она и была. И где теперь этот «уолсли»? Наверняка водит его какой-нибудь дебил с мобильным телефоном. Может, уже и расколошматил. С «уолсли» не всякий может справиться.
Ему, в первую очередь, даже не стоило срываться с места и отправляться сегодня на встречу с этими типами. Обычные пижоны при бабках. Освещение автоматически включается, когда подходишь к дому. На выбор несколько сортов кофе. По компьютеру в каждой комнате. Кленовые книжные полки, на которых красуются гребаные книги типа «Феншуй и уход за растениями» и «Радости» гребаного «секса». Лапландская лайка, с которой они не могут толком справиться. «Не жуй коврик из овечьей шкурки, заинька!» Тьфу, с каким удовольствием он вырвал бы этот коврик из зубов у избалованной псины и преподал бы ей несколько уроков послушания.
Вот-вот, может, это хорошая идея – открыть школу дрессировки собак? Правда, для того, чтобы убедить этих засранцев в том, что их собачкам необходима дрессура, придется попотеть еще сильнее, чем чтобы убедить их, что саду нужен садовник. Яппи, они все такие. В старые добрые времена с аристократами таких проблем не было. Те прекрасно понимали, что можно и чего нельзя купить за деньги. И их собаки знали, кто хозяин.
Старые добрые времена. Неужели они когда-нибудь вернутся? Вряд ли. Куда вокруг ни посмотришь – везде вырождение. Никто больше не понимает, что такое настоящий класс. Глядишь, скоро и королеве дадут пинка под зад ногой. Прыщавые маленькие пидоры в мешковатых пиджаках и безмозглые сисястые иностранки – вот кто будет хозяевами нового тысячелетия.
Сорок пять миль в час! Етить твою кочерыжку!
* * *
Иссерли украдкой посмотрела на своего пассажира, пытаясь понять, что он собой представляет, но тот сидел молча, скрестив руки на груди. Он выглядел один в один как тот автостопщик, которого она подвозила год назад и который всю дорогу от Алнесса до Авимора только и говорил что о службе в частях резерва. Действительно, на какое-то время ей даже показалось, что это был именно он, но потом она вспомнила, что это попросту невозможно: ведь она сделала ему укол вскоре после того, как он поведал ей, что его преданность частям резерва стоила ему развода с женой, зато научила тому, что такое настоящая мужская дружба.
Разумеется, Иссерли знала, что в основе своей все эти создания почти неотличимы друг от друга. После нескольких недель откорма по стандартизованной схеме это становилось очевидным. Но пока с них не снимешь одежду, и не уберешь дурацкие прически, и не заставишь их перестать есть всякую дрянь, от которой их тела разрастаются самым уродливым образом, они кажутся различными, кажутся личностями, так что иногда даже создается ощущение, как при общении с настоящими разумными существами, что ты уже встречал их когда-то раньше. Судя по всему, этот водсель, желая выглядеть именно так, просто сотворил с собой то же самое, что тот резервист.