Но если его там не будет, то что же ей делать?
Мэри мрачно улыбнулась в своем красном тумане. Об этом говорила Чин-Чин.
Но если там действительно окажутся свиньи?
Сперва застрелить ребенка. Затем прихватить с собой столько свиней, сколько сможешь.
Разумно.
Мэри открыла глаза и встала на своих ногах в милю длиной. Она была ходячим биением сердца, ревом крови в жилах, шумом нагруженных трейлеров. Она прошла в комнату, где спал Барабанщик, присела на кровать и поглядела на него. По его лицу пробежала хмурая гримаса: буря в стране лилипутов. Барабанщик деловито пососал пустышку, и покой опять вернулся на его лицо. В последнее время он стал просыпаться в три или четыре часа утра и требовать есть. Мэри уже очень умело научилась его кормить и менять пеленки. Материнство ей идет, решила она.
Она способна его и убить, если придется. Знала, что способна. А потом она будет стрелять, пока легавые ее не уложат, и присоединится к Барабанщику и своим братьям и сестрам в мире, где поколение любви не умерло.
Мэри легла на кровать рядом с Барабанщиком, достаточно близко, чтобы чувствовать его тепло. Она любила его больше всего на свете, потому что он был ее собственный.
Если им придется покинуть этот мир вместе, так тому и быть.
Карма. Именно так все и действует в этом мире.
Мэри уплыла в сон, кислота замедлила ее пульс. Последней мыслью была мысль о Лорде Джеке, светящемся красотой на зимнем солнце, и как он принимает дар, который она ему принесла.
За десять часов до разговора Мэри Террор с мертвыми Лаура звонила в двери красного кирпичного дома в четырех милях к западу от Энн-Арбора, штат Мичиган. День был солнечным. Огромные белые облака медленно плыли по небу, но воздух был пронизывающе холодным. Марк засунул руки под свитер с начесом, и дыхание клубами вырывалось из его рта. Лаура и Марк выехали из Чаттануги в пятницу утром, доехали до Дейтона в Огайо и провели там ночь пятницы, прежде чем проделать остаток пути. Они проехали сквозь широко раскинувшийся Мичиганский университет — некогда парник студенческого диссидентства в конце шестидесятых и начале семидесятых, а теперь более известный своими росомахами.
Дверь открылась. Из нее выглянул пожилой человек с приятным лицом и веснушками на лысой голове.
— Да?
— Привет. — Лаура натянуто улыбнулась. — Мы пытаемся найти Диану Дэниеле. Вы не знаете, где она может быть?
Он долго глядел на нее, потом также долго глядел на Марка, а затем прищурился в другую сторону улицы на каменный коттедж, окруженный дубами и вязами, в конце длинной подъездной дорожки.
— Дианы нет дома, — сообщил он.
— Мы знаем. Мы просто подумали, не знаете ли вы случайно, где она.
Этот дом и дом Дианы Дэниеле, некогда известной как Беделия Морз, были единственными на этом участке дороги.
— Уехала, — сказал он. — Куда — не знаю.
— шутливое прозвище мичиганцев.
— Когда она уехала? — спросил Марк.
— Где-то в четверг днем, кажется. Сказала, что отправляется на север, если это вам может помочь.
Лаура почувствовала ком в горле. Оказаться так близко к месту, где живет Беделия Морз, и быть не в состоянии ее найти — это чистая пытка.
— Она не сказала, когда может вернуться?
— Она сказала, что едет на уик-энд. А вы что, приятели Дианы?
— Я ее старый друг, — сказал Марк.
— Что ж, жаль, что вы ее упустили. Если это может быть вам как-то в помощь, я думаю, она поехала к птицам.
— К птицам? — переспросила Лаура.
— Да. Диана одолжила у меня бинокль. Понимаете, мы с женой орнитологи-любители, мы и в общество входим. — Он поскреб подбородок. — Диана из тех, кто любит одиночество. Была бы настоящим орнитологом, если бы занялась всерьез.
Лаура отрешенно кивнула, повернулась и опять поглядела на каменный коттедж. На почтовом ящике был изображен знак мира. Перед коттеджем стояла абстрактная глиняная скульптура, вся из острых углов.
— Диана вдруг стала очень популярной, — сказал старик.
— Что?
— Очень популярной, — повторил он. — Обычно у Дианы не бывает гостей. Она порой заходит ко мне поиграть в шахматы. И странно мне вот что: насчет нее вчера спрашивал еще один деятель.
— Еще один? — Марк нахмурился. — Кто?
— Ее друг, — ответил старик. — Парень с больным горлом. Ему приходится подключать эдакую штуковину к шее и говорить через динамик. Кошмарная вещь.
— А Диана не говорила вам, к кому она может поехать в гости? — спросила Лаура, возвращая разговор в прежнюю колею.
— Не-а. Просто сказала, что уезжает на уик-энд. Сказала, едет на север.
Было очевидно, что старик больше ничего не знает.
— Спасибо вам, — сказала Лаура и старик, пожелав им доброго дня, закрыл дверь.
Возвращаясь к машине Лауры, Марк пнул сосновую шишку и сказал:
— Звучит нехорошо.
— Что?
— Насчет этого парня с плохим горлом. Звучит нехорошо.
— Почему? Может, это один из ее учеников по гончарному делу.
— Может быть. — Марк стоял уже рядом с автомобилем и прислушивался к ветру, гуляющему в голых деревьях. — Просто у меня нехорошее чувство, вот и все.
Он залез в автомобиль, и Лаура села за руль. Их поездка была для Лауры получением образования в радикальной философии и учении дзен. Марк Треггс был набит сведениями о вооруженной борьбе шестидесятых, и они вдались в долгую дискуссию насчет убийства Джона Ф. Кеннеди как момента, когда Америка стала отравленной.
— Что мы теперь будем делать? — спросил он, когда Лаура завела мотор.
— Я собираюсь дождаться, когда Беделия Морз вернется домой, — сказала она ему. — Ты свою роль выполнил. Если хочешь, я куплю тебе билет на самолет назад в Чаттанугу.
Марк принял решение на обратном пути в Энн-Арбор.
— Диди не станет с тобой разговаривать, если меня здесь не будет, — сказал он. — Она даже не пустит тебя на порог. — Он откинул свои длинные волосы за плечи и посмотрел на деревенский пейзаж за окном. — Нет, мне лучше быть рядом, — решил Марк. — Я попрошу Розу, чтобы в понедельник позвонила и сказала, что я болен. Никаких проблем.
— Я думала, ты рвешься домой.
— Это да, но… наверное, мне хочется повидать Диди. Ты знаешь, ради прежних времен.
Было кое-что, что Лаура намеревалась спросить, и теперь, казалось, пришло время.
— В своей книге ты посвятил Диди строчку: «Храни свою веру и люби того, с кем ты сейчас». О ком это ты говорил? Она живет с кем-то еще?