Разговор предстоял доверительный, и Линчноулу пришлось довольно долго караулить министра в укромном уголке возле гардеробной, слушая, как в кухне официантки, нанятые прислуживать за столом, обмениваются нелицеприятными отзывами о хозяине. Наконец он перехватил министра в гардеробной и дал волю негодованию, приправив его истинно гражданским пафосом.
– Дело не только во мне, Фредди, – вещал он, когда министр наконец поверил, что смерть дочери– вовсе не сомнительная шутка, коими Линчноул славился в школе. – В этом ужасном Гуманитехе она попала в лапы торговцев наркотиками. Ты обязан положить этому конец.
– Да-да, разумеется, – бормотал министр, отступая к подставке для шляп, зонтов и складных тростей. – Ай-яй-яй, какое горе.
– Вам, политиканам, не причитать бы, а взяться и навести порядок, – наседал Линчноул, притискивая собеседника к плащам на вешалке. – Теперь-то я понимаю, почему рядовые граждане так разочарованы в парламентских словопрениях. – («Неужели?» – подумал министр.) – К тому же словами дела не поправишь. – («Это точно», – подумал министр.) – Примите же, наконец, меры!
– Примем, Перси, – пообещал министр. – Можешь не сомневаться. Завтра же утром позвоню руководству Скотланд-Ярда. – Он достал записную книжку – жест, который неизменно успокаивал влиятельных просителей. – Как, говоришь, называется местечко?
– Ипфорд, – сказал лорд Линчноул, все еще сверля его взглядом.
– И она училась там в университете?
– В Гуманитехе.
– Вот как? – произнес министр таким тоном, что Линчноул смутился.
– Мать недоглядела, – сказал он в оправдание.
– Понятно. И все-таки, если разрешаешь дочери учиться в техническом колледже… нет-нет, я ничего против них не имею. Но все же человеку твоего положения следовало бы глядеть в оба.
Леди Линчноул в вестибюле услышала последние слова министра.
– О чем это вы там секретничаете? – пропищала она.
– Так, дорогая, пустяки, – отвечал муж.
Час спустя, когда гости разъехались, он готов был себя убить за эту фразу.
– «Пустяки»? – кричала леди Линчноул, оправившись от неожиданных соболезнований министра. – Как ты смеешь стоять здесь и называть гибель Пенни пустяками?
– Я вовсе не стою, дорогая, – возразил Линчноул, забившись в кресло. Но заговорить жене зубы не удалось.
– И ты знал, что она лежит там в мертвецкой, а сам без зазрения совести сидел с гостями за столом? Видела я, что ты бессердечная скотина, но такое…
– А что мне было делать? – рявкнул Линчноул, чтобы остановить этот словесный поток. – Вернуться к столу и во всеуслышание объявить, что твоя дочь – паршивая наркоманка? Вот тогда бы ты попрыгала. Представляю, как ты…
– Прекрати! – крикнула жена. Линчноул выбрался из кресла и прикрыл дверь, чтобы прислуга не услышала. – Не думай, что можешь…
– Тихо! – заорал Линчноул. – Я говорил с Фредди. Делом займется Скотланд-Ярд. Кроме того, я позвоню Чарльзу. Он главный констебль, и…
– К чему эти хлопоты? Чарльз все равно ее не воскресит.
– И никто не воскресит! А все ты. Ну зачем ты ей втемяшила, что она может сама зарабатывать на жизнь? Ведь было ясно как божий день, что она дура набитая.
Лорд Линчноул снял трубку и набрал номер главного констебля.
Уилт в «Гербе стеклодувов» тоже набирал номер. Он долго раздумывал, как бы ему расстроить черные планы Маккалема, не выдав себя начальству тюрьмы. Задача была не из легких.
После второго стакана виски Уилт наконец решился позвонить в тюрьму и, не называясь, попросить номер начальника, который в телефонной книге не значился.
– Это закрытая информация, – ответил дежурный.
– Знаю. Поэтому я и спрашиваю.
– Поэтому я и не могу его дать. Если начальник сам захочет, чтобы преступники трезвонили ему с угрозами, он свой номер рассекретит.
– Резонно. А что прикажете делать рядовому гражданину, которому угрожают ваши заключенные? Где ему искать вашего начальника, чтобы рассказать о подготовке массового побега?
– Массового побега? Какие у вас сведения?
– Об этом мы поговорим с вашим начальником.
Дежурный задумался, и Уилту пришлось скормить автомату еще одну монету.
– Может, вы расскажете мне? – спросил наконец дежурный.
Уилт пропустил вопрос мимо ушей. Он шел ва-банк, отступать уже некуда, и, если не удастся убедить дежурного, что дело пахнет керосином, не сегодня-завтра дружки Маккалема переломают ему ноги. В отчаянии Уилт попытался вложить в свои слова всю душу.
– Послушайте. Это действительно очень серьезно. Мне очень нужно поговорить с начальником лично. Я,. через десять минут перезвоню, хорошо?
В голосе Уилта звучало такое неподдельное отчаяние, что дежурный смягчился:
– Боюсь, сэр, мы не успеем с ним сразу связаться. Оставьте ваш номер. Я попрошу его перезвонить вам.
– Ипфорд 23194. Честное слово, это не розыгрыш.
– Хорошо, сэр, постараемся его поскорее разыскать.
Уилт положил трубку и вернулся к стойке. Он понимал, что игра, которую он затеял, чревата ужасными последствиями. Стоило ли давать дежурному телефон бара, где его так хорошо знают? Чтобы унять тревогу, он допил виски и заказал третий стакан. «Зато теперь они поверят, что я говорю серьезно», – мысленно утешал себя Уилт. Почему это у чинуш так мозги устроены, что разговаривать с ними просто невозможно? Главное – как можно скорее добраться до начальника и все ему объяснить. А там, глядишь, Маккалема переведут в другую тюрьму, и Уилт сможет спать спокойно.
В Ипфордской тюрьме весть о готовящемся массовом побеге сразу же наделала переполох. Старшего надзирателя подняли с постели, и он кинулся звонить начальнику тюрьмы. Но у начальника никто к телефону не подходил.
– Небось, ужинает где-нибудь, – решил старший надзиратель, – а может, нас кто-то разыграл?
Дежурный покачал головой:
– Не похоже. Судя по голосу, человек образованный. Да и трусит порядком. Сдается мне, я этот голос уже слышал.
– Слышал?
– Ну да. Узнать я его не узнал, но уж больно знакомый голос. Нет, он не разыгрывает: вот и телефон свой оставил.
Старший надзиратель набрал номер. Занято: какая-то девица в «Гербе стеклодувов» болтала с приятелем.
– Почему же он тогда не представился?
– Я же говорю, трусит. Кто-то его здорово припугнул. Шутка ли! У нас тут такие головорезы сидят, что…
Про головорезов старший надзиратель все знал.
– Ладно. Не будем рисковать. Начинаем действовать, как в случае чрезвычайного положения. А ты звони начальнику, будь он неладен.