Начальник и сам уже начал сомневаться, что он – это он.
– Послушайте, – возмутился он. – Вы недавно позвонили сюда и предупредили, что готовится побег, а теперь…
– Я? Вы что – спятили? Когда мне было звонить? Я битых три часа торчал на Блистон-роуд. Там полетел погрузчик, а мне об этом заметку надо писать.
Начальник тюрьмы насторожился. Взяв себя в руки, он спросил:
– Ас кем я, собственно, говорю?
– Моя фамилия Нейлтс, я корреспондент «Ипфорд ивнинг ньюс», и…
Начальник швырнул трубку и напустился на Блэггза:
– Радуйтесь! Подложили свинью! Это звонили из «Ивнинг ньюс». Интересуются побегом.
Старший надзиратель с готовностью сконфузился:
– Извините. Ошибочка вышла…
Но эти слова снова вызвали у начальника приступ гнева:
– Ошибочка? Ошибочка? Звонит, понимаете, какой-то маньяк, рассказывает сказки про побег, и вам приходит блажь отравить…
Неизвестно, чем кончился бы разнос, если бы начальнику не сообщили о новой беде. Предупреждение Уилта начинало сбываться: трое медвежатников всерьез поговаривали о побеге. Прежде они все вместе ютились в камере, которая в викторианские времена предназначалась для одного. Теперь их подселили к четырем мордоворотам из Глазго, по прозвищу «Трущобные Гомосеки», сидевшим за нанесение тяжких телесных повреждений. Медвежатники потребовали, чтобы их перевели к каким-нибудь убийцам с более привычными сексуальными наклонностями – иначе они дадут деру.
Когда начальник явился в корпус "Б", мятежная троица ожесточенно спорила с надзирателями.
– Не пойдем к пидорам – и все тут, – горячился один грабитель.
– Это только на время, – убеждал начальник. – Утром…
– Утром у нас уже будет СПИД.
– Кто спит?
– Синдром приобретенного иммунодефицита. В гробу я видал этих шотландских ублюдков с лишаями в заднице. Подберите нам лучше каких-нибудь приличных убийц. Когда нас тут ни в грош не ставят – ладно, привыкли. Но когда ставят раком – это уж дудки. Мы где – в тюрьме или в гареме для педерастов?
Начальник и сам не знал где. Ему казалось – в сумасшедшем доме. Кое-как утихомирив мятежников и уговорив их вернуться в камеру, он отправился в корпус особого режима. Там его глазам представилось и вовсе кошмарное зрелище. В ярко освещенных коридорах стояла кладбищенская тишина. Начальник переходил от камеры к камере, и ему чудилось, что он разгуливает по моргу. В камерах были подонки, о которых он в минуту гнева думал: «Чтоб они сдохли!» Похоже, его пожелание исполнилось. То есть их можно было бы принять за покойников, если бы время от времени не раздавался безобразный храп. Тела заключенных свешивались с коек, навзничь лежали на полу в неестественных позах, будто на них уже нашло трупное окоченение.
– Доберусь я до мерзавца, который заварил эту кашу! – бормотал начальник тюрьмы. – Я ему… Я ему… Я ему…
Он мысленно перебрал весь уголовный кодекс и махнул рукой: за такую вину как ни накажи – все мало.
Когда Уилт покидал бар «Герб стеклодувов», его отчаяние уже несколько улеглось. Во-первых, его разморило, потому что после третьей порции виски он перешел на пиво. Во-вторых, разговор с начальником тюрьмы так и не состоялся, потому что Уилту не удалось дорваться до телефона. Из автомата звонили не переставая. Уилт метался между телефоном и уборной, но всякий раз, как телефон освобождался, его тут же занимал кто-то другой. Сперва девица полчаса препиралась с ухажером, а стоило Уилту отлучиться в уборную, как ее сменил крутой малый, который попросту послал Уилта в строго заданном направлении. Дальше – больше. Посетители словно сговорились по очереди висеть на телефоне. В ожидании Уилт сидел у стойки, пил и в конце концов решил, что все обойдется. Его не тревожило даже то, что машину надо будет оставить у бара, а домой добираться пешком. «Чего мне бояться? – рассуждал Уилт. – Сукин сын сидит за решеткой и выйдет на волю не раньше чем через двадцать лет. Да и что он мне сделает?»
И все-таки, возвращаясь домой, Уилт нет-нет да и оглядывался: не преследует ли кто. Но по дороге никто не встретился, разве что парочка на велосипедах и мужчина с собачкой. Видно, самое страшное впереди. Что же такое замыслил Маккалем? Клочок бумаги – наверно, что-то вроде намека: Маккалем давал понять, что отводит Уилту роль связного. Если так, то отвертеться от этой роли проще простого, надо лишь держаться подальше от тюрьмы. Но как объяснить это Еве? Ничего, он и впредь станет по понедельникам уходить из дома, будто на урок к Маккалему. А Ева так занята близняшками, что ничего не заметит. И семейный бюджет не очень пострадает – ведь Уилт будет по-прежнему читать лекции на авиабазе.
Были у него и более неотложные заботы. Как объяснить Еве, почему он припозднился? Уилт взглянул на часы. Полночь. Вернуться домой заполночь, без машины – не шутка. Ева расспросами всю душу вымотает. Собачья жизнь: на работе отбиваешься от тупых чинуш, в тюрьме выслушиваешь угрозы паршивого уголовника, а дома жена шпыняет за то, что ты, дескать, весь день бьешь баклуши, и приходится врать. Уж если кому и живется хорошо, так только хищникам. Хищникам и пройдохам – напористым, решительным.
Уилт остановился под фонарем. Снова – второй раз за день – ему на глаза попались мини-елочки и азалии в саду мистера Сэндза. От пива и мыслей о несовершенстве мира в душе Уилта пробуждались напор и решимость. Он еще себя покажет! Свет еще увидит, что Уилт не чета сереньким людишкам, которые пробавляются подачками судьбы и безропотно отходят в вечность (впрочем, куда они отходят, Уилт точно не знал), доверив себя непрочной памяти потомков да семейным альбомам с пожелтевшими фотографиями. Нет, Уилт не таков. Уилт… Уилт – хорош он или плох – останется самим собой.
Но об этом он сможет вволю поразмышлять утром. А до того предстоит объяснение с Евой. Пусть теперь попробует вякнуть: «Где тебя носило?» Уилт ответит, что это не ее собачье… Нет, не годится. Она только того и ждет. И снова придется полночи выяснять, почему у них не ладится семейная жизнь. Уилт-то знает, почему. Они живут вместе уже двадцать лет, и Ева, вместо того чтобы рожать одного за одним, взяла да и родила четырех сразу. Вполне в ее духе: если она за что берется, ее красным светом не остановишь. Ну да это к делу не относится. Или относится? Может, это провидение и законы генетики распорядились, что раз уж Уилт – недочеловек, то детей у него в семействе должен быть перебор? Мысли Уилта опять метнулись в сторону. Он вспомнил, что после каждой войны число новорожденных мужского пола резко возрастает, словно Природа (с большой буквы) стремится восполнить убыль. Но если Природа и впрямь обладает разумом, то где был ее разум, когда она свела Уилта и Еву? Тут его мысли еще раз свернули с прямого пути. Ему вновь не давал покоя зов Природы, но уже в другом смысле. Ну нет, на сей раз мочиться в розовый куст он не станет – с него хватит и того скандала.
Уилт прибавил шагу и вскоре тихонько открывал дверь дома 45 по Оукхерст-авеню. Если Ева спросит про машину, он скажет, что она сломалась и ее пришлось отвезти в гараж. Хищником быть не обязательно, а вот пройдохой – куда ни шло. А еще лучше – просто набрать в рот воды.