— Лучше, чем в Токио. Лучше, чем тогда, когда я была замужем.
Я подумал о плакавшем парне в саду у дома Джины. Какая-то часть меня не хотела об этом слышать. Терпеть не могу, когда начинают вспоминать о прошлом. Это все портит. Но Казуми хотела, чтобы я ее выслушал. А я был слишком любопытен, чтобы прерывать ее.
— Он фотограф. Достаточно известный. По крайней мере, в Токио. Он знал многих европейских фотографов: Хорста, Роберта Дуано, Алана Брукинга. Фотографов из «Магнума». Вы знаете? «Агентство Магнум»? Он был великолепен. Я работала у него помощником. Моя первая работа после колледжа. Я — как это сказать? — буквально божила его.
— Боготворила его.
— Он очень меня хвалил. Потом мы поженились, и он изменился. Хотел, чтобы я сидела дома и завела ребенка.
— Что за мужчина? Как он мог так поступить?
— Не хотел, чтобы я работала. — Она отпила чай. — Как вы и Джина.
Я не мог оставить это без ответа:
— Совсем не как мы с Джиной. Она сама захотела остаться дома и воспитывать сына. По крайней мере, сначала.
— Женатые мужчины, — произнесла она, как будто этим объяснялось все. Она встала, вынула маленький кошелечек от Прада.
— Уберите деньги. Я заплачу. Вы расплатитесь в следующий раз.
— Нет, — сказала она. — Следующего раза не будет. Я перешлю вам фотографии Пэта по почте.
* * *
Казуми направилась к выходу, а я смотрел ей вслед, пока она не смешалась с потоком офисных служащих. Девушка-азиатка в килте от Бэрберри.
Я крикнул ей вслед:
— Когда я вас снова увижу?!
Не оборачиваясь, она подняла вверх левую руку:
— Когда ваш палец излечится.
Я взглянул на свою руку. На безымянном пальце поблескивало золотое кольцо. Я чувствовал, что сегодня с ним что-то не так. Оно просто врезалось в кожу.
* * *
Я был уверен, что у Джины, глубоко внутри, осталась еще ко мне слабость.
— Ты, чертов кретин! — набросилась она на меня, когда я позвонил. — Идиотская твоя башка. Круглый дурак. Ты хоть имеешь представление, который здесь час? Уже за полночь. Пэт давным-давно спит. Ну, ты и болван, Гарри.
— Я не с Пэтом хотел поговорить, а с тобой.
— Давай, только быстро. Я уже собиралась чистить зубы и идти спать.
— Я хочу, чтобы Пэт приехал сюда. Примерно на неделю. Дней на семь. На Пасху. Как насчет пасхальных каникул?
Я услышал, как она, закрыв ладонью трубку, сообщила Ричарду, что это звоню я. А он вздохнул, хлопнул дверью и надулся (последнее я себе представил).
— Это невозможно, Гарри.
— Почему нет?
— Потому что очень накладно для нас отправлять его туда-сюда через Атлантический океан. К тому же это нарушит его режим. И он еще слишком маленький. Кто он, по-твоему? Тони Блэр? Ему всего семь лет.
— Он будет в порядке. Для него это будет приключением. Я должен его увидеть, я не могу ждать до лета. А деньги — не проблема.
— Неужели? — Она могла быть ужасно язвительной. — Для тебя, может быть и не проблема. Но работа Ричарда в компании «Брайдл-Уортингтон» не сложилась. — Пауза. — Он уволился.
— Господи, не может же он без конца менять работу! Ему придется просто взять себя в руки и вспомнить о своих обязанностях!
Ответом мне было долгое молчание. И я догадался, что моя бывшая жена уже раньше высказала Ричарду все, что она думала, почти такими же словами.
— Значит, он сейчас безработный?
— Нет, он сейчас осматривается. Но денег на поездку у нас нет.
— Я оплачу билет. Не беспокойся об этом, Джина. Я просто хочу увидеть моего сына. Хочу, чтобы он знал, что здесь у него тоже есть какая-то жизнь. У него ведь бывают каникулы? Отправь его сюда на Пасху. В любой день.
— Я об этом подумаю.
— Пожалуйста. — Приходилось умолять ее, чтобы я мог увидеть собственного сына. Но я почему-то совершеннона нее не злился. По неясной мне самому причине я скорее испытывал чувство, похожее на жалость. — Как там у вас жизнь?
— Побережье в Нью-Ингланд очаровательно. Много исторических мест. Всякие антикварные магазинчики и рыбацкие деревушки. Все эти названия, которые напоминают детство в Англии, — Ярмут, Портсмут. Здесь, кажется, есть даже маленький Хэмптон. Все эти английские названия, Гарри.
— Звучит заманчиво. Я рад за тебя, Джина.
— Но…
— Что?
Она перешла почти на шепот, как будто разговаривала не со мной, а сама с собой:
— Здесь, где мы живем, все не совсем так. В Хартфорде не так уж замечательно. Видишь ли, это большой, уродливый город. Тут высокая преступность. И мне немного — не знаю, как лучше сказать, — наверное, одиноко. Ричард каждый день отправляется в город искать работу. Пэт в школе.
— Учится хорошо?
— Очень хорошо. Он больше не слоняется по классу во время урока.
— Это отлично, Джина.
— Но я никого здесь не знаю. Днем все расходятся, вечером сидят дома. Все не совсем так, как я ожидала.
Тут, как мне показалось, она встрепенулась, вспомнив, с кем разговаривает:
— Но мы справимся. Привыкнем, и тогда все будет хорошо.
— Послушай, отправь Пэта сюда на неделю. Он побудет с моей мамой. Ему понравится. И она будет рада.
Я ничего не сказал Джине о маме, об опухоли размером с целую планету. Те времена прошли.
— Потому что ведь никогда не знаешь, что может случиться в жизни, правда?
— Это верно, — согласилась моя бывшая жена. — Никогда не знаешь, что может произойти с жизни.
Если бы вы увидели, как моя мама идет по улице, то могли бы принять ее за маленькую старушку, которая отправилась покупать еду для своей кошки. И очень бы ошиблись.
Начать с того, что она терпеть не может кошек, потому что считает, будто от них происходит жуткий беспорядок (хотя, как ни странно, она всегда наклонится погладить даже самую паршивую, блохастую кошку, встретившуюся у нее на пути).
Когда вы посмотрите на мою маму, вам может показаться, что вы очень хорошо ее знаете. Но вы опять ошибетесь, потому что совершенно не представляете, что она за человек.
Я знаю о ней только кое-что.
Она считает Долли Партон величайшей певицей и убеждена, что никто не смеет смеяться над ее фигурой. Мама может смотреть любые спортивные передачи по телевизору, но предпочтение отдает более жестким видам спорта: боксу, регби, традиционному футболу. Она не сомневается в том, что ее внук является самым красивым ребенком на свете, и это мнение она считает совершенно объективным и непредвзятым.