— Садись, давай, за стол. Мои ребята уже поели, — произнесла Настя, глядя на подругу, а после скомандовала детям: — Марш во двор! Дел невпроворот. Егорка, Николашка, Митька — за дровами. Машка, Акулинку одень, пусть помогает вам с Марфой!
Ребятня бросилась в свою комнатку на сборы, а Настя торопливо убрала лишнюю посуду, оставив только деревянную плошку для гостьи. Акулина умыла лицо у рукомойника и поспешила к столу. Чувствовала она себя намного лучше и впервые за несколько дней ощущала голод. Ей оставили вареное яичко и кашу, которые были съедены с огромным удовольствием.
— А Мишка где? — поинтересовалась Акулина, вспоминая первого красавца на деревне.
— Соскучилась? — усмехнулась Настя, затем помрачнела и уныло произнесла: — Мишка… шесть детей нажили, а ни одного слова ласкового после свадьбы от него не слышала. Отцу все в ноги кланялся. Работать не хотел, только дурака валял. Помер он… Прошлым летом, сразу апосля отца твоего.
— Отчего твой муж умер?
— Напился, да шею себе свернул. Прибрал Бог лентяя!
— И… как ты одна справляешься?
— Почему ж одна?! У меня вон — шестеро помощников! Родители умерли, так все наследство поделили. Братья-сестры разъехались кто куда, а я тут осталась… Вроде как где родился, там и пригодился.
— Твой старший сын очень похож на Мишку.
— Егорка! Ему тринадцать. Одно радует: не лентяй, как отец.
— Тринадцать, — выдохнула Акулина, удивившись, какая это большая цифра. На год больше прошло с того момента, как они с Настей угодили в яму и с ее похорон.
— Я все время рассказываю детям, про мою подругу, которая мечтала выйти замуж за барина и все время ждала, пока он приедет за ней. Ты помнишь?
— Вся деревня потешалась надо мной.
— Но где ты была все это время? — любопытствовала Настя, подсев поближе.
— Я путешествовала. Ездила по разным… местам. Бывала в разных… домах. Жила в Петербурге.
— В Петербурге? Ух ты! — восхитилась Настя, и, понизив тон, уточнила: — А царя видела?
Акулина отрицательно покачала головой, чем разочаровала свою подругу. Путешественница замешкалась, придумывая новую тему для дружеской беседы, ей не хотелось больше отвечать на вопросы о прошлом.
— Одна из твоих дочерей Акулина? — уточнила гостья, просияв.
— Да, — безрадостно произнесла Настя. — Мишка ее так назвал. Больше всех ее и любил. Все с ней возился, пока не помер.
Акулина понимала подстрочник этих слов и не желала продолжения разговора про Михаила. Она снова перевела тему, вспомнив времена, когда они были девчонками: походы на речку с купанием нагишом и сбор трав для приворотного зелья, которое оказалось бесполезным, споры по всяким глупостям и мечты поскорее повзрослеть…
Когда парение в облаках ностальгии закончилось, они снова окунулись в насущные дела. Настя нашла старый тулуп и пару валенок для подруги, дабы та не замерзла в разгар холодной зимы и направились с ней в дом ее родителей, чтобы сделать его хоть немного пригодным для жилья. Главной трудностью являлась печь, которую предстояло растопить, ведь огонь в ней не горел больше года. День обещал быть долгим, но с него начинался новый период в жизни Акулины. Все, о чем теперь она мечтала, — душевное спокойствие и отсутствие мыслей о Василии.
Возле склепа Василий простоял долго, не решаясь войти внутрь. Сердце отчаянно билось, молодой мужчина опасался, что его недавний сон станет явью, и он найдет в саркофаге тело Акулины, героически закрывшей своим хрупким телом пробоину-проклятье в корабле-судьбе. Пробравшись в гробницу, он зажег лампадку слева у входа и поторопился сдвинуть каменную крышку, которая словно приросла и никак не поддавалась.
— Бог в помощь! — проскрипел чей-то голос. От неожиданности Василий вскрикнул и со страхом посмотрел в сторону выхода из тесного неопрятного помещения, там стоял старик с керосинкой. Мошенник быстро сориентировался, предположив, что перед ним — вездесущий Степаныч, благодаря которому они несколько дней не могли встретиться с Акулиной, планируя хищение возле Кривого озера неподалеку, дабы обговорить план действий. Ограбление данного поместья было последним в длинном списке и в каком-то смысле роковым, поэтому детали восстановились в памяти без труда.
— А я смотрю к нашей невестушке гость! — иронизировал седобородый мужичок, поправив старую бобровую шапку и не новое чуть большеватое пальто с барского плеча. — Не удержалси, поспешил поздоровкаться!
Необходимо было срочно выкручиваться из столь неприятной ситуации, и Василий решил блефовать, он сложил руки на холодный камень и трагическим голосом произнес:
— Даже в этот скорбный момент возникает препятствие, и я не в состоянии выполнить последнюю волю моего отца, который слал своей матушке горячий привет и заверения в вечной сыновей любви.
— Ты чего это? — опешил Степаныч. — Какой еще матушке?!
— Я внук той женщины, что покоится в гробу. Мой отец перед смертью рассказал мне об ее скорбной участи, — произнес Василий, пряча глаза, будто боялся расплакаться, он снова обратился к саркофагу: — Вашего сына отдали на воспитание в хорошую семью и поверьте, свою жизнь он прожил достойно.
— Ты мели языком-то, да думай сперва! — воскликнул старик, отступив назад. Происходящее его пугало своей несуразностью.
— Я хотел бы взглянуть на нее! Помогите отодвинуть крышку, а после я все вам объясню!
Степаныч помешкал, после чего поставил керосинку наземь и кинулся на помощь. К счастью для Василия внутри каменного ложа Акулины не оказалось, голова невесты была на месте, а на груди красовалось рубиновое ожерелье.
— О, как она красива, — прошептал молодой мужчина, зачаровано глядя на зловещие рубины. Как они снова оказались на шее мертвой «родственницы» для него было загадкой, которую он намерен был разгадать. Степаныч смиренно ждал, пока странный посетитель гробницы попрощается с усопшей, а затем они задвинули плиту обратно. Василий не знал, что делать дальше, но ответ пришел сам собой.
— А ну, артист, айда-ка со мной к барину! — произнес старик, лукаво глядя на мужчину, достоверно изображающего печаль.
— Никифор Иванович еще жив? — уточнил Василий.
— Типун тебе на язык! Жив и здоров! Шагай за мной!
Хозяин поместья сидел в кабинете за столом.
В этой комнате он проводил большую часть времени. Как правило, читал или играл в шахматы с самим собой. Это было единственное место, в котором его жена почти не бывала. После смерти Анны Павловны ему везде было тоскливо, потому что каждый угол дома напоминал о ней. В дверь постучали, и с дозволения Никифора Ивановича вошел Степаныч, коротко он пояснил, что застал возле гроба невесты человека, уверяющего, что он является родственником усопшей.