Он хотел было повернуть в ее сторону искаженное болью лицо, но вдруг зашатался. Она поддерживала его обеими руками, она снова была опорой его горю, как бывала опорой его счастью. И она не могла не завидовать остроте этого горя, красе этого горя, прекрасной боли, которой ей уже не суждено испытать. Он высвободился резким движением и вышел, забыв свои вещи. Она побежала за ним, свесилась через перила, крикнула:
– Симон! Симон! – И добавила, сама не зная почему: – Симон, теперь я старая, совсем старая…
Но он не слышал ее. Он несся вниз по ступенькам, глаза застилали слезы; он бежал, как бегут счастливцы: ему было двадцать пять. Она беззвучно прикрыла дверь, прислонилась спиной к косяку.
В восемь раздался телефонный звонок. Еще не сняв трубку, она знала, что услышит сейчас.
– Извини, пожалуйста, – сказал Роже, – у меня деловой обед, приду попозже, если только, конечно…
1959 г.