Кремль 2222. Транспортное кольцо | Страница: 50

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Ну, что вижу… – уже без особого любопытства Книжник уставился в узоры.

Пару секунд они оставались для него бессмысленной мешаниной, но потом взгляд вдруг зацепился за какую-то закорючку, связал ее с ближайшей линией, и подсознание сплело все это в какую-то систему. А может, и не подсознание вовсе, а просто воспаленное воображение. Однако… серые стены вдруг разошлись, мрак рассеялся, и перед глазами из небытия возникли какие-то смутные картины…

Далекий голос заставил его очнуться от наваждения:

– Что видишь?

Книжник вздрогнул, видение исчезло. Парень очумело поглядел на дампа:

– Ты ведь колдун?

– Ты правда хочешь знать?

Книжник пожал плечами. Он хотел одного – побыстрее отсюда выбраться.

А Крег взялся за край тряпки, скрывающей лицо, и медленно приподнял ее. За тканью от лица потянулись тягучие гнойные нити, а вскоре открылось и само лицо.

Если можно было назвать лицом бесформенное месиво с вяло шевелящимися щупальцами на месте глаз.

– Шам… – с трудом выговорил Книжник.

– Я был шамом, – возвращая ткань на место, поправил Крег. – Теперь я дамп. И среди дампов я действительно считаюсь колдуном. Но на твоем месте я бы не сильно радовался своей проницательности.

– Так я и не радуюсь…

– Меня это не интересует. Так что ты видел?

– Мне показалось, я видел будущее…

– Так… – в голосе колдуна появился сдержанный интерес. – И какое оно, по-твоему, – будущее?

– Ну, не знаю… Это же всего лишь видение.

– Отвечай!

– Гм… – Книжник задумался, пытаясь вспомнить увиденное, а главное – попытаться выразить все это словами. – Много света. Очень светло и радостно…

– Так, – с мрачным удовлетворением произнес дамп. – Дальше.

– Большая поляна, деревья по краям. Много травы, птицы поют. Девушки смеются, забегают в реку, плещутся… да, там река была. И дети. Много детей.

– При чем здесь дети? – недоуменно проговорил шам.

– Откуда я знаю? Говорю, что видел.

– Но главное, главное что было во всем этом? – нетерпеливо поторопил колдун.

– Главное? – Книжник нахмурил брови, вспоминая. – Главное – свет. Много света. Яркий, теплый. Я никогда такого не видел…

– Очень хорошо, – кивнул дамп. – Ты нам подходишь.

– Подхожу? – не понял Книжник.

– Потом поймешь, – пообещал Крег. Он поднялся и медленно пошел вокруг Книжника, оглядывая его с головы до ног. – Так это правда?

– Что – правда?

– Что ты привел толпу био в Обитель Света.

– Обитель Света?

– А, ты не знаешь… То, что раньше называлось ипподромом.

– Ну, привел.

– Как ты узнал, что Лучезарному нужны железные воины?

Однако этот тип умеет формулировать вопросы! Даже непонятно – с чего именно надо начинать недоумевать?

– В смысле? – осторожно поинтересовался Книжник. – Кто такой Лучезарный? С каких пор био стали «железными воинами»? И почему я должен был это узнать?

Колдун остановился, пристально поглядел на него, и Книжник ощутил, как невидимая холодная лапа полезла в голову. Его качнуло, стало подташнивать. И вдруг отпустило.

Послышался странный кашляющий звук. Это смеялся колдун. Смеялся, впрочем, не долго, а затем сказал:

– Прости, я слишком лестно о тебе думал. Ты и вправду ничего не знающий болван.

– Спасибо.

– Но ты действительно привел сюда дополнительную партию био. Зачем?

– Я не приводил «дополнительную партию», – помрачнел Книжник. – Я хотел разогнать предыдущую.

– Разогнать? – в голосе Крега послышалось недоумение.

Книжник решил ухватиться за это подобие интереса и попытаться выторговать себе… хотя бы быструю смерть:

– Не знаю, что вы тут себе думаете, но я пришел, чтобы спасти город.

– Спасти от чего?

– От гибели. Неужели вы не знаете, что готовит Сержант?

– Сержант?

– Черт… Ну, биоробот типа «мангуст». Тот, кто вертит наверху эту дурацкую карусель из био. Тот, кто заварил всю эту кашу!

– Ты имеешь в виду Лучезарного?

– Э-э… Пусть так, хотя я не понимаю, с чего это он – Лучезарный?

– Лучезарный – потому что хочет осветить Очищающим светом наш грязный мир.

Так. Вот, значит, как все видится дампам. «Очищающий свет» – так это они называют. Ну-ну…

– Вы хоть знаете, что он в действительности собирается сделать? – вздохнул Книжник.

– А ты как считаешь? – неожиданно спросил Крег.

– Я считаю, он собирает био в критическую массу, чтобы взорвать скрытую термоядерную бомбу. Ту, что сметет с лица земли остатки этого города и погубит всех нас.

– И где здесь противоречие?

Книжник изумленно уставился на дампа.

Ну да. Они же все здесь просто ждут смерти. Что-то вроде своеобразного клуба самоубийц. От осознания этого семинаристу стало тоскливо. Бесполезно вести диалоги о спасении с теми, кто не считает жизнь благом.

– То есть вы все просто ждете этого взрыва? – обреченно спросил Книжник.

– Мы ждем Очищающего света, – возразил колдун.

– Но почему? Вы ждете смерти?

– А что есть жизнь? Жизнь – это боль. Постоянная, не отпускающая, мучительная. Что плохого в том, что придет свет – и боль прекратится?

Книжник прикусил губу. С дампами не поспоришь: для них жизнь действительно мука. Перманентная пытка, которой они охотно делятся со всеми остальными. И пере-убеждать их в неуклонной тяге к смерти – все равно что убеждать голодного в пользе диеты.

– Разве термоядерная катастрофа – это благо?

– Это единственное, что имеет смысл в нашем умирающем мире. – Крег вернулся к черному кругу, присел на корточки и вновь принялся выводить непонятные знаки. – Умирающее должно умереть. Ни к чему оттягивать неизбежное. Это только продляет агонию и усугубляет страдания. Мы здесь, чтобы помочь благородному порыву Лучезарного. Для того и создано наше братство – Братство Судного дня.

Книжник внутренне сжался. Выходит, сумасшедший Сержант не одинок в своем безумии. У него имеются сильные союзники с уже успевшей сложиться идеологией. А если так, то попытка справиться с Сержантом тупым напором изначально была обречена на поражение.

Выходит, конец неизбежен. Как глупо.

Книжник рассмеялся. Это был легкий, беззаботный смех человека, распрощавшегося с надеждой. Если нет страха и нет надежды, будущее не может пугать. И собственные попытки одолеть неизбежное вызывали у семинариста лишь этот сухой, неровный смех.