— А самим собой имею?
— Знаешь, Костя, это вопрос философский. А у меня — недвусмысленное предписание контр-адмирала. Поэтому я пошел, а ты доедай своих голотурий, одевайся и, что называется, «с вещами на выход».
За пределами медицинского бокса, прилепившегося сбоку от КП Мурадова, майора приветствовало показавшееся неожиданно ласковым иномирное солнце и бодрящий теплый ветерок с отчетливым запахом горюче-смазочных.
Вокруг него возвышались ставшие уже привычными стальные утесы, на которых то тут, то там виднелись бойцы осназ, спешенные вертолетчики Мурадова и легкие боевые экзоскелеты сержантов из разведроты.
Растов хозяйским взглядом приметил и одобрил отлично размещенные переносные зенитно-ракетные комплексы и наблюдательный пост противотанкистов.
Но, увы, ни одного танка родной роты отсюда, из стального ущелья, видно не было.
Где сейчас «Динго»?
Где другие машины?
Растов развернулся и зашагал к ступеням, ведущим мимо командного пункта Мурадова на крышу, куда должны были сесть «Гекконы».
В дальнем конце ущелья промелькнул оказавшийся неожиданно прытким робот «Белый кит», но Терен, который, скорее всего, сидел в его кабине, даже не притормозил, он просто не обратил на Растова никакого внимания. Подумаешь, раненый, окруженный облаком постнаркозной мечтательности.
На несколько мгновений на Растова нахлынуло чувство космического одиночества. Он ощутил себя никчемным, всеми покинутым, нелюбимым и совершенно несчастным.
Но несколько мгновений прошли. А Растов — остался.
«Гекконы» появились точно в срок.
С уютным домашним гудением, почему-то напомнившим майору о ставшей почти родной Кубинке, они деликатно протиснулись между горелыми остовами военно-транспортных «Володек» и, растопырив посадочные опоры диковинной конструкции, опустились на теплую сталь. Опоры эти и впрямь были похожи на лапки прытких южных ящериц-гекконов. Сходство усиливалось округлыми комбинированными магнитно-пневматическими присосками, которые позволяли этим спасательным флуггерам входить в надежный контакт с льдинами, обшивкой космических кораблей, кровлей промышленных зданий…
В ту же секунду, точно прилет «Гекконов» и был этому причиной, истошно завыла сирена.
Кто-то из зенитчиков на ближайшем стальном утесе выкрикнул: «Воздушная тревога, братва!»
Растов ошеломленно крутил головой — гулкой, медленно соображающей.
Как опытный офицер, он знал, что далеко не все смертоносные снаряды, прилетающие из черноты космоса, из небесной синевы, а то и проносящиеся на высоте нескошенной пшеницы, можно увидеть невооруженным глазом. Скорее же, наоборот, ведь почти все они имеют гиперзвуковую скорость.
И потому, заслышав сигнал «воздушная тревога», любой нормальный человек должен немедленно падать ниц, вжиматься в землю, в броню, а вовсе даже не вертеть головой, как карапуз, впервые очутившийся в магазине игрушек…
Но, похоже, прав был полковник Дидимов-Затонский!
Обезболивающие препараты сделали из Растова-воина беспечного поэта.
В общем, майор не стал прятаться. Он остался стоять. И вот что он увидел: с севера — оттуда, где катила свои чистые воды река Птичья и где перерезали автостраду А-1 скрученные фермы разбомбленного моста — к Стальному Лабиринту протянулись дымные щупальца.
Дым этот не был похож на тот, что образуется в результате горения. Он больше напоминал некую взвесь, аэрозоль, скорее всего, бесцветную от природы, но видимую глазом за счет разницы в коэффициентах преломления.
Затем взгляд Растова выхватил летящие в голове каждого такого «щупальца» ракеты.
Точнее было бы назвать их не ракетами, а беспилотными зондами. Были они непривычно широкими, имели развитое оперение и, в отличие от боевых ракет, двигались относительно медленно. Неудивительно, что зенитный огонь гарнизона сразу же пожал обильную жатву.
«Что это вообще за гребатория?! — возмутился Растов. — Какие-то летающие баки! Что они распыляют?! Химоружие? Бактерии? Или, может, зороастрийскую праведность? Авось друджванты нанюхаются и оружие сложат…»
Пять «летающих баков» все-таки смогли прорваться.
Четыре из них ударили в невидимую с площадки, где стоял Растов, северную стену Лабиринта, а пятый прошел над «Гекконами» и ухнул в стальное ущелье.
Взрыв от падения был на удивление слабый. Растов окончательно уверился в мысли, что клоны решили применить какую-то подозрительную «химию».
К тому же выводу явно пришел и Мурадов. По гарнизону сыграли химическую тревогу.
Велениям химической тревоги Растов последовал, хотя и без всякой радости.
Достал противогаз и надел его, отмечая, что в боевой обстановке делает это впервые в жизни, хотя в академии упражнял этот навык сотни раз. Сразу вслед за тем Растов тяжелой трусцой побежал к «Геккону».
Им двигало то элементарное соображение, что пассажирский отсек «Геккона» герметичен. Там наконец он сможет сдернуть с себя этот идиотский противогаз!
Противогаз был таким старым, что вместо нормального обзора через камеры и экран синтезированной реальности был снабжен обычным стеклом — «для школьников их, что ли, понашили?». И, само собой, противогаз заужал поле зрения раза в два. Поэтому Растов не видел, как с севера пришла неотразимая огненная смерть…
Перемещаясь по потенциалу наименьшего сопротивления, заданному аэрозольной взвесью, на Стальной Лабиринт обрушились шестиметровые плазмоиды.
Шести. Метровые. Плазмоиды.
Они были выпущены малосерийными клонскими плазменными орудиями особой мощности «Ваджра».
Четыре плазмоида ударили в северную стену Лабиринта и прожгли в нем бреши, каждая размером с тоннель метро. Плазмоиды, пройдя почти отвесно нулевой и первый этажи насквозь, нашли себе успокоение в плотном грунте. При этом каждый плазмоид испарил по несколько тонн песка, и ударные волны сотрясли все исполинское сооружение.
Пятый же плазмоид перерубил у основания один из стальных утесов. Тот рухнул, разбив вдребезги ближайший к Растову «Геккон». Тот самый, в отсеке которого майор планировал отсиживаться!
Только в эту секунду майор в полной мере осознал, что Стальной Лабиринт оказался под обстрелом самого мощного неядерного оружия Великорасы из числа наземных.
А еще Растов осознал, что, будь он порасторопнее и отправься он сразу к своему «Геккону» — как на том настаивал полковник Дидимов-Затонский, — его, такого вот несчастного и всеми покинутого Кости Растова, уже не было бы на белом свете.
А был бы он где? Где-то там. В мреющем фимиамом храмовых курительниц тумане.
В следующую секунду на разбитом «Гекконе» взорвалось топливо.
Взрывной волной Растова отшвырнуло назад.