— Э-ге-гей! — заорал Семенчук во весь голос. — А вот и я! Не ждали?
Ему ответило дерганое эхо: «Ждали, ждали, ждали!» Он расхохотался.
— Ну то-то.
Протиснулся в щель, заковылял по осыпавшимся камням. Лаз постепенно расширялся. Превратился сначала в расщелину, потом в темное ущелье. Справа показались три прямоугольные дыры, когда-то пробитые динамитом.
Вахмистр всхлипнул.
— Жизня моя жизня, колечко золотое… Закольцевалась, родимая.
Он миновал первый вход, второй. Возле третьего остановился. Поставил на землю заплечный мешок, развязал. Погладил дощатое ребро ящика, вынул фонарь.
Перед тем как войти, задрал голову и посмотрел вверх, на светлую полоску неба, с двух сторон стиснутую кручами.
— «Имел бы я златые горы и реки полные вина»! — запел Семенчук, но дальше первого куплета дело не пошло. Эхо тоже хотело участвовать в пении, но только мешало.
— Ладно. После попоем…
Пригнувшись, он полез в недлинный тоннель, скоро закончившийся большой естественной пещерой. Там вахмистр зажег фонарь. Луч погулял по стенам, по неровному полу. До свода не достал.
— Где она тута? Ага!
Осторожно переставляя ноги, чтоб не споткнуться, он направился в дальний угол, где лежала груда больших камней. Остановился. Дыхание стало прерывистым.
В ярком пятне света что-то белело.
Это была кость, зажатая между глыбами.
— Лежишь? Рученька ты моя… Вишь, и без тебя управился.
Вахмистр прошел дальше. За каменной осыпью в стене спряталась нора, проделанная в породе взрывчаткой и киркой. Стенки поблескивали крупицами серного колчедана, который часто сопутствует золотому месторождению.
— Блестите? — сказал Семенчук колчедановым искоркам. — Поблазнили золотом, да обманули. А золотишко вот оно. — Он стукнул по мешку и засмеялся.
Чтобы пролезть по штреку, пришлось согнуться в три погибели. Фонарь он повесил себе на шею. Через несколько метров лаз вывел в следующую пещеру, гораздо меньше первой. Здесь-то вахмистр и собирался спрятать сокровище. Он кое-как вытащил ящик, положил его у стены и открыл крышку. Долго смотрел, как мерцают слитки. Говорил с ними, плакал, смеялся.
Напоследок произнес:
— Ну, полежите тут покеда. За монетками, сестренками вашими, слазюю.
В углу лежал старательский скарб: инструменты и снаряжение, закопченный чайник, несколько заржавевших консервных банок. Семенчук взял кирку, повесил на себя большой моток веревки и выбрался назад, в большую пещеру. Без тяжелого мешка он двигался быстрей.
Возле глыб, зажавших отрубленную руку, вахмистр остановился. Ему пришла в голову идея.
— Рученька ты моя. Похороню тебя честь по чести. — Он хихикнул. — Или в золото оправить, да на стенку повесить?
Он вставил острый конец кирки в зазор между валунами, навалился. Управляться одной рукой было трудно. Выручили сила и сноровка.
Сверху посыпались мелкие камешки.
— Иийэххх! — выдохнул вахмистр, просовывая кирку все дальше.
Валун чуть-чуть приподнялся, соглашаясь выпустить свою добычу. Оставив инструмент торчать, Семенчук вытянул то, что осталось от его конечности.
— Ну, здорово. Отошшала ты тут, сиротинушка.
Плоть полностью истлела. Он держал в руке две белые кости, на которых болталась размозженная кисть, и горестно вздыхал.
А груда камней все шевелилась, кряхтела, будто ее потревожили во сне и теперь она никак не может удобно устроиться. Большой кусок гранита, лежавший на самом верху, тронулся с места. Сполз ниже, покачался на краю, сорвался — прямо на склоненную голову Семенчука.
Раздался хруст, сдавленный крик, лязг разбившегося фонаря.
«В пещере стало тихо и темно, как в нашем лифте… — заключил креативщик свой рассказ. — Такая вот киноновелла. Занимает десять минут экранного времени. Во всех выпусках после первого дается 60-секундный сокращенный ролик, под песню «Однорукий скелет». В конце кадр: темная пещера, где лежит скелет вахмистра Семенчука. Держит в левой руке правую. Ну как тебе?»
«Нормально. А что такое «вахмистр»? — спросила девочка и возмутилась. — Блин, они чего себе там думают? До завтра, что ли, нам здесь сидеть?»
Она нажала кнопку микрофона.
«Алё! Тетенька! Ну вы чего там?»
«В самом деле, — подхватил старик. — Сколько можно? Девочка на урок опоздала!»
«Плевать на урок, все равно математика. Но я тут чокнусь, реально!»
Сколько они ни взывали к невидимой диспетчерше, ответа не было.
«Бессмысленно. — Креативщик вздохнул. — Отключилась. Наверно, ей надоело слушать, как все скандалят. Наберемся терпения».
Его спутница по несчастью жалобно посопела, поохала, но смирилась.
«Ладно. Чего там у вас случилось? На съемках. Ну, вы говорили, типа кошмар какой-то. Хуже, чем у нас тут. Куда хуже, не знаю. Я отсюда вся седая выйду, вроде вас буду».
«Знаешь, я не седой, — с достоинством ответил он. — У меня волосы от рождения очень светлые, почти белые. То есть, может, и седой, но поседел — сам не заметил. Так рассказать про съемки? Тебе интересно?»
«Конечно, интересно. А чего с монетами, которые на лед упали?»
«Пропали. Места там глухие, тайга. Никто не ходит. Весной начался ледоход, и унесло убитого прапорщика. Утонули империалы. Или, может, ниже по течению кто-то подобрал. В нашем тайнике лежал только ящик с пудом золота в слитках. Тоже немало».
«А то! Четыреста тысяч баксов!»
«Увидели, значит, зрители фокус-группы этот игровой зачин. Запомнили место, где находится тайник. Крутой берег реки, тропинка, вход в ущелье, третья пещера.
Потом в зоне высадились две команды, «красная» и «белая». У каждой в тайге свой лагерь, далеко друг от друга, но примерно на одинаковом расстоянии от цели. Искатели в каждой группе познакомились между собой. Гуру побеседовал со всеми вместе и по отдельности. Зрители наблюдают, выбирают, на кого делать ставку.
Я участвовал в качестве учителя «белых». Между прочим, первый раз за всю свою карьеру удостоился попасть в кадр. Кто гуру у «красных», я не знал. Кого компьютер подобрал во вторую команду, не видел. Сценарий киноновеллы писал не я, и где спрятан клад, я понятия не имел. Съемки «колчаковского» сюжета производила другая группа. Зона поиска — триста квадратных километров. Где-то в тайге спрятан ящик с золотыми слитками. Вот и всё, что было известно мне и игрокам. Без дураков, по-честному.
По правилам мне из лагеря отлучаться нельзя. Я только распределяю задания на день и вечером подвожу итоги. Сам не отхожу от мониторов. Там на каждого из моих отведено по два экрана. На один транслируется съемка с камеры оператора. Он должен всюду следовать за своим подопечным. Ни во что не вмешиваться, в разговоры не вступать, а только снимать, снимать, снимать. Через некоторое время игрок вообще перестает обращать внимание на оператора. На другой монитор идет изображение с «субъективной камеры». Она вмонтирована в каску «искателя». Куда он повернет голову, то мне и видно. При этом с оператором у меня и у режиссера есть аудиосвязь, а с игроком нет. Вижу картинку, слышу звук, а никакой команды или подсказки дать не могу».