Део склонился к девушке. На лестнице было темновато, но его голубые глаза, казалось, светились собственным светом.

– Ты только вдумайся: колдун-мятежник! Разве не великолепный вклад в дело борьбы против Фелька?

– Прости, но мне казалось, мы работаем на Фельк, – усмехалась Радстак.

– Аквинт ведет свою игру, а я – свою. Стоит ли поднимать вопрос, на чьей стороне находишься ты?

– Я бы не советовала… если ты надеешься хоть когда-нибудь еще в этой жизни прикоснуться к моему телу, – ответила девушка игривым тоном, но в глубине души очень оскорбилась тем фактом, что Део ставит под сомнение ее верность – пусть даже и в шутку.

– Думаю, когда-нибудь он окажется нам очень полезен, – сказал Део.

– Ага, когда-нибудь… А пока ты холишь его и лелеешь, как любимого попугая. Пойдем уж за твоим мелликом. Каллахские граждане ждут не дождутся наших песен протеста. Давай не будем их разочаровывать.

Песня называлась «Навечно свободный Каллах» и была одной из самых популярных в их репертуаре. Мотив, легко запоминающийся и надолго оседающий в памяти, они позаимствовали из одной фривольной баллады, посвященной похождениям юной красотки. Део выводил мелодию. Радстак пела видоизмененные слова, и посетители таверны потихоньку стягивались в их угол, как озябшие путники к огню.

Все наслаждались представлением и чувствовали прилив патриотизма.

И вдруг… Радстак как раз заканчивала второй куплет, а слушатели дружно ей подпевали, когда один из посетителей вскочил на ноги и, ткнув в сторону музыкантов указующим перстом, закричал:

– Предатели!

Део продолжал меланхолично перебирать струны инструмента, но Радстак прервала пение и уставилась на мужчину. Его появление скорее удивило девушку, нежели напугало. Остальная публика притихла и зашушукалась. Радстак подала знак своему аккомпаниатору, и тот умолк.

– Мне отвратительны ваши изменнические песни… – ревел мужик. Девушка неторопливо глотнула волы из чашки, которая стояла возле нее на столе, и бросила оценивающий взгляд на противника. Крупный, широкий в плечах, горластый… но уже староват – никак не меньше шести десятков зим. На бородатой физиономии – гневная гримаса.

– Пош-шему он так говорил? – удивленно прошепелявил Део, и Радстак почувствовала, как он напрягся – сейчас бросится на защиту возлюбленной. Ей очень захотелось посоветовать ему не принимать инцидент близко к сердцу.

– …и весь этот бред насчет того, каким злом является Фелькская Империя! Да вы хоть знаете, о чем говорите? Неужели и вправду считаете, что в Каллахе стало плохо жить? Я-то еще помню времена до прихода фелькцев. Помню, как беспрестанно гадали: будет в этом году война с Виндалем или нет? Теперь-то небось нам не приходится бояться войны, а? Нынче Виндаль входит в то же государство, что и мы. А один фелькский город не станет воевать с другим.

– Да будет тебе, Сайгот, – одернул его кто-то из посетителей. – Или сиди слушай, или вали отсюда.

Однако дородный Сайгот не внял доброму совету. Радстак вообще сомневалась, что он способен заткнуться прежде, чем выговорится.

– Фелькская армия продолжает двигаться на юг. Ходят, конечно, всякие слухи… Но только вот что я вам скажу: если бы кто-то остановил фелькцев – хотел бы я знать, кому такое по силам? – то мы бы точно об этом узнали… даже при нынешней изоляции. Поэтому не сомневайтесь, ребята – Фельк в настоящий момент занят тем, что завоевывает Перешеек. И для нас это самое лучшее развитие событий!

Из публики раздалось шиканье, свистки, но никто не захотел принять вызов Сайгота. Радстак продолжала с интересом рассматривать буяна – ей впервые довелось столкнуться с подобной позицией среди местных жителей.

– Я коренной житель Каллаха, – продолжал тем временем мужчина. – Родился и вырос здесь и по праву горжусь этим. Но не забывайте: мы все живем на Перешейке… На том самом Перешейке, который на протяжении всей своей истории страдал от войн и раздробленности… который постоянно стоит перед угрозой саморазрушения. И вот наконец пришел Фельк, который способен положить всему этому конец. Мы будем жить под единой властью. И станем единым государством.

Речь Сайгота отдавала тем же напыщенным бредом, что и их пафосные песни. Две крайние точки в отношении к одной и той же политической проблеме.

– Вот почему я объявляю вас двоих изменниками, – завершил свою тираду Сайгот. – И все, кто слушает ваши предательские песни, тоже изменники!

Радстак отставила чашку в сторону. В зале воцарилась напряженная тишина, когда девушка, демонстративно прихрамывая, спустилась с небольшого возвышения, на котором стоял их столик. Она готова была померяться силами с этим неплохо сохранившимся крепышом. Но тот совершенно неожиданно выхватил из кармана нож и стоял теперь, размахивая им в воздухе, всем своим видом демонстрируя готовность квалифицированно сражаться. Вид холодного оружия напомнил Радстак о том, что она тоже не безоружна. Поклонников у них с Део явно поубавится, если оставить обвинения без ответа. Причем судя по тому, как складываются обстоятельства, простым мордобоем здесь не отделаться.

Позже Део рассказывал, что даже не успел заметить, как два стальных когтя появились из кожаной рукавицы Радстак. Просто внезапно Сайгот взвыл и схватился за лицо, меж пальцев обильно потекла кровь. Остальные посетители примолкли и с уважением смотрели на девушку.

Одна из них – женщина с глазами цвета янтаря – подошла к музыкантам и тихо шепнула, что завтра Менестрель хотел бы встретиться с ними. Она уточнила время и место, а затем покинула таверну.

ПРОЛТ (4)

– Спасибо, Ксинк.

– Рал услужить, генерал Пролт.

Она взяла из рук юноши дымящуюся чашку зеленого чая. Чай в розовой керамической чашке, в меру сладкий и очень горячий – как раз как она любит… Она принимала настойчивые хлопоты Ксинка, его отчаянную потребность заботиться о ней. Она даже терпела его уверения, что пройдет немного времени – и при помощи своих примочек и усиленного питания он исцелит все ее раны.

Правда же – глубинная правда – заключалась в том, что ее физические и все прочие раны уже практически затянулись. Но сам Ксинк был травмирован не меньше нее, хотя и отказывался признавать данный факт.

Это являлось проблемой, и весьма серьезной. К сожалению, решение ее требовало времени – того самого драгоценного времени, которого Пролт сейчас так не хватало. Конечная цель уже маячила в пределах досягаемости. Близился день ее схватки с Дардасом, и девушка не могла себе позволить отвлекаться па посторонние вопросы. Все ее внимание поглощала текущая война, которая грозила полностью изменить политическую карту Перешейка. Именно на этом следовало полностью сконцентрироваться.

Она снова сидела за одним из столов, расставленных на возвышении. Народу сегодня собралось гораздо меньше, и выступали делегаты менее активно, но все же атмосфера царила вполне деловая. Этому способствовало и отсутствие Благородного Совета.