— Но кто она? Кто эта девушка?
— А деревья тебе не сказали? Неужели они промолчали? Может, надо было спросить? Но теперь ничего не исправишь. Возвращайся домой, Правитель. Я сделала, что хотела.
«Ты пропал, Ураульф, пропал! Ты попался в ловушку. Светящееся видение не оставит тебя. От смены до смены светил ты будешь мучительно грезить, лишишься покоя и сна. Но никто тебе не поможет. Не развеет твоих сомнений: есть ли на самом деле та, что ты полюбил? И тоска одолеет тебя, убьет твою храбрость и силу.
А у меня внутри живет жаба. Или скребется мышь. Или паук плетет тонкую паутину. Мне нет никакого дела до тебя, Говорящий с Ветром. Я думаю только о крыльях, на которых взлетит мой сын!»
И Дракинда отерла слезы той вонючей рубашкой, что привез ей Барлет.
День красоты — не для Найи. Надо с этим смириться. Найя смотрит в окошко на дорогу, ведущую в город. Ей бы хотелось узнать, кого Тайрэ выберет в жены. Ей бы очень хотелось познакомиться с этой девушкой. Наверняка она будет добрая. Найя могла бы с ней подружиться. Они бы втроем катались на лошадях, а вечерами считали, хватит ли звезд на бусы женщинам Севера. И Найя бы вышила к свадьбе очень красивый платок с именем этой девушки: пусть носит Тайрэ на радость.
А то, что глаза слезятся, об этом никто не узнает. Просто Найя сегодня долго смотрела на Солнце. Мирче сказал, на Белое надо учиться смотреть. А на Лосином острове его почти не осталось. На Лосином острове главное — красота.
* * *
— Сьяна! Ты уже дома? Так рано? Разве праздник уже завершился?
Сьяна сказала, что не вернется до завтрашнего обеда. Поэтому Найя не скрыла своего удивления. Сьяна ей не ответила. Зато вдруг сорвала венок с головы и зло швырнула в угол. А потом устало опустилась на стул перед зеркалом.
Найя не на шутку перепугалась. Отчего это Сьяна плотно сжала яркие губы? А глаза у нее блестят — нехорошо, неправильно.
— Все напрасно, напрасно. Все усилия — зря! — Сьяна стала снимать украшения: медленно стягивать кольца, разматывать нитки бус. И браслеты ей ни к чему. Для нее этот праздник завершился ничем.
— Ураульф никого не выбрал! Можешь себе представить? — отражение Сьяны в зеркале вспыхнуло негодованием.
— Не выбрал?
— Ты бы видела, какие красавицы выстроились перед ним! А как они были одеты! Какие ткани, меха, драгоценные украшения. А запахи! Ароматы! У кого угодно закружится голова! Но Правитель сидел с таким видом, будто это его не касается. Будто все эти девушки наряжались не для него.
— Но некоторые действительно думали не о нем. Ты сама говорила: Трина совсем не хотела понравиться Ураульфу. Наверное, и другие…
— Но это не означает, что они некрасивы! Мало ли, что они думали. Ураульф обязан был выбрать… А он! — Сьяна от возмущения даже руками всплеснула. — Знаешь, что он сказал?
Найя смотрела на Сьяну во все глаза: Ураульф сказал что-то важное. Иначе и быть не могло!
А Сьяна пыталась изобразить Ураульфа:
— «Ураульф не хочет никого обижать. Но он не может участвовать в празднике красоты. Его глаза до праздника уже сделали выбор. А вместе с глазами — сердце. С глазами можно поспорить, но с сердцем спорить нельзя. Это вовсе не значит, что праздник не состоится. Разве здесь мало желающих выбрать себе невесту?» Ты что-нибудь поняла? — Найя кивнула, но Сьяна не обратила внимания. — Никто ничего не понял! Все решили: Правитель вместо завтрака влил в себя не меньше ведра «Хвойной бодрости».
— А потом?
— Потом? Правитель покинул площадь. Вместе с Тайрэ и Ковардом. Духи с этим Тайрэ! Но Ковард! Кто мешал ему веселиться? Остался бы, осмотрелся…
— Мне кажется, Ковард не думал выбирать для себя невесту. Он ни разу не говорил, что хочет на ком-то жениться.
— А почему он должен обо всем тебе говорить? Ты ему всего лишь сестра. Младшая. И — больная. Ты ничего не смыслишь в таких делах, как женитьба. — Эту вредную Найю следует осадить. Почему это Сьяна должна страдать в одиночку?
Но Найя думала о своем:
— Значит, Тайрэ тоже не стал никого выбирать?
Сьяна этот вопрос пропустила мимо ушей.
— Зато ты бы видела Трину! Как она ожила. Сразу повеселела. А Ураульф к тому же еще и пообещал: если какая-то девушка найдет на празднике мужа, она получит к свадьбе семь золотых из казны. Подумай, какая щедрость! Все закричали от радости. А потом и вовсе забыли об Ураульфе.
— Значит, праздник все-таки состоялся?
— Конечно! Все веселились. И славили Ураульфа, его доброту и щедрость. Теперь на острове будет большая свадьба.
— Я рада, — Найя заулыбалась. — Я очень рада, что Ураульф не стал выбирать жену. Подумать только: он мог жениться на Трине!
— А вот за Ураульфа радоваться не стоит, — Сьяна опять разозлилась. — Ты думаешь, все забудут, что он пренебрег обычаем? Да те, кто вчера восхвалял его доброту и щедрость, завтра скажут: кейрэк нечувствителен к красоте. А на Лосином острове это самое главное.
* * *
— Кетайке, меня преследует одно и то же видение и не дает заснуть. Расскажи мне сказку. Может, с ней придет облегчение.
— Какую же сказку рассказать тебе, Ураульф?
Светила уже давно сменили друг друга, но Кетайке не ложилась. Будто знала, что Ураульф придет ее навестить.
— Расскажи мне сказку про серебристую девушку.
— Хорошо, Ураульф, расскажу — если это тебе поможет.
Далеко-далеко отсюда есть зачарованный Лес. Там, усевшись на ветви старых-престарых деревьев, отдыхает ночное светило и глядит на свое отражение в водах Белого озера. И беседует с теми, кого одарило светом.
У женщин Лунного леса серебристая кожа и золотые глаза. А вместо сердца жар-птичка. Крылья жар-птички в покое — как разноцветная радуга. Но когда она на свободе, когда крылья ее трепещут, птичка становится белой — такой же, как Белое Солнце. Случается, лунная женщина приходит в чужую страну. В той реке, где она искупалась, появляется рыба с серебряной чешуей. В земле, по которой прошла, открываются залежи благородных металлов. А там, где лунная женщина уронила слезу, вырастают деревья, серебристые тополя. К людям этой страны приходят целительные сновидения — утешают больных и вселяют унылым надежды. В семьях рождаются дети — сочинители песен.
— Кетайке, это старая сказка?
— Очень старая сказка.
— Но ты никогда не рассказывала ее Ураульфу.
— Маленькому Ураульфу нравилось слушать сказки про косматых медведей, про богатырских коней, про мечи и сокровища древних. Ураульф не просил Кетайке рассказывать сказки про женщин.
— Знаешь что, Кетайке, расскажи эту сказку снова.
Кетайке удивляется, но не спорит. Только в этот раз сказка становится чуть длиннее.