Пальцы Юруллы впились в недоделанную ловушку.

— И что ответила книга?

— Что это бывает больно. Но боль — единственный страж, охраняющий клетку.

Пальцы Юруллы запнулись и стали двигаться медленно, голос сделался хриплым:

— Зачем мне это — теперь?

— Я хотела тебе рассказать… Но ты не давала сказать.

— Странница, что тебе надо? Ты меня обвиняешь? Будто я виновата в ужасном поступке Дариллы? В том, что она сбежала? В том, что ее следы затерялись в людской пустыне? В том, что нам неизвестно, жива ли она до сих пор? Это ты хочешь сказать?

— Не сердись на меня, Юрулла. Но ты велела Аль слушать Лунную книгу. Ей показалось этого мало, и она захотела полистать ее в тишине. А раздумья Дариллы, осевшие между строк, в книге никто не стирал. Аль может на них наткнуться.

— Аль ничего не грозит. Она не настолько умна, чтобы понять Дариллу. Ты все-таки вынудила меня произнести это имя.

Глава восьмая

Анриза не любит оводов, назойливых мух и москитов. Они докучают ей во время далеких странствий. А в ските ей докучают непрошеные воспоминания. И жалят эти воспоминания гораздо больнее оводов…

— Дарилла! Не отвлекайся. Мы ничего не успеем.

Им поручили подвесить колокольца небесным коровкам и еще кучу дел: в ските готовились к весеннему полнолунию.

С коровками они провозились пол-Солнца. И Дарилла никак не могла с ними расстаться. Коровки удобно расселись у нее на лбу и плечах. Дарилла вертелась, смотрела на свое отраженье в воде и дразнила Анризу:

— Анриза! Смотри! Ты видела такую красивую шапочку? А такую накидку? Не правда ли, мне идет?

— Мы ничего не успеем. Юрулла будет ругаться.

Дарилла притворно вздохнула, шепнула что-то и дунула — коровки всем пестреньким стадом поднялись в воздух.

— Смотри, смотри, как чудесно! Крылья — подарок Духов, правда, Анриза? Жалко, что люди не умеют летать.

— Когда-то умели.

— Ты шутишь?

— Нет. Юрулла рассказывала. Про белокрылый народ. Но это было давно — в Начале Старых Времен. Будто бы этот народ был носителем Знания.

— Они высоко летали?

— Наверное. Точно не знаю. У них были белые крылья. И все, кто жил на земле, могли на них любоваться. Говорят, что люди тогда делали меньше зла.

— А куда они делись?

— Не знаю. Куда-то исчезли. Может быть, переродились. Мало кто из народов, живших в Начале Времен, не растратил свое богатство. Поэтому Юрулла печалится из-за людей.

— Печалится? Не смеши. Она презирает их!

— Дарилла! Наша Юрулла… Она прожила три жизни…

— И каждая ее жизнь оказалась длиннее обычной. Потому ей доверили ключ, и она никому не дает спокойно уйти из скита. Слышала столько раз, сколько птиц в голубиной стае.

— Те, кто уходят из скита, сокращают срок своей жизни и отдают свой свет не Лесу, а человеку. А люди часто не знают, что с этим светом делать. Он рассеивается — в никуда. И Юрулле обидно.

— Если все серебристые будут жить при Юрулле, откуда в ските возьмутся новые девочки? — Дарилле очень хотелось запутать Анризу.

— Да, конечно. Я понимаю. Поэтому иногда кто-то уходит в мир. Это Лунный Закон позволяет. Но это не значит, что в ските появятся новые девочки.

— Ну, если родятся мальчики — это воля Луны.

— Нет, ты просто не знаешь. Лунный Закон очень строгий. Тот, кто уводит отсюда серебристую женщину, приносит страшную клятву — отдавать своих дочерей на воспитание в Орден. Но не все ее выполняют.

— Не все? Почему?

— Трудно отдать ребенка. Порою невыносимо.

— Ну, знаешь! Это странно. Зачем же тогда клялись?

— Юрулла мне объясняла: люди почти не думают, когда произносят клятву. Они ведомы желанием и уповают на случай.

Анриза вдруг замолчала.

— Анриза! Ну, что ты молчишь? Рассказывай дальше. Мне так интересно!

Вот чудная! Это серьезные вещи, а Дарилле — «интересно!»

— Ну правда, Анриза! Я не знала об этом. И что тогда происходит? Вообще объясни, зачем отдавать лунных девочек?

Анриза взглянула с сомнением: стоит ли продолжать? Но уступила — у Дариллы так блестели глаза!

— Лунная женщина одарена красотой ужасающей силы. А неприрученная красота — это очень опасно. Лунную девочку непременно нужно одеть в серебро — чтобы она светилась. Только тогда она служит умножению Белого. А лишенная серебра, она превращается в ведьму. Не прошедшие посвящение — самые страшные ведьмы.

— Значит, Лунный орден сеет не только добро?

Анриза испуганно всплеснула руками:

— Дарилла! Что ты городишь? Юрулла может услышать!

— Но ты же сама сказала: они превращаются в ведьм! Значит, у лунной женщины есть темная сторона.

— Это у красоты есть темная сторона. Поэтому нужно светиться, чтобы ее превозмочь. И Юрулла не зря боится за тех, кто уходит из скита.

— Значит, и у Юруллы есть темная сторона?

Нет, зря Анриза позволила втянуть себя в разговор. Дарилла такая хитрая. Неслучайно Юрулла выделяет Дариллу. Говорит, что она очень умная и может больше других.

— Все, хватит ко мне приставать. Мы ничего не успеем. Нам попадет от Юруллы.

* * *

Юрулла была уверена: со временем эта послушница сможет занять ее место. Дарилла прекрасно знала свойства дремотных трав, умела читать следы на муравьиных дорожках, ловко ловила Луну в сети мутного зеркала и любила заглядывать в Лунную книгу. А еще — и этим Юрулла больше всего гордилась — Дарилла лучше других ходила дорогами снов.

У послушницы в ските немало разных забот, и не все назовешь развлечением. Никто не любил собирать болотные травы или пасти муравьев. Прясть крапивную нить считали за наказание. Но что все это в сравнении с испытаниями сновидцев, с путешествием в лунном теле! Те, кого впервые посылали на Бледный мост, с трудом возвращались в тело, теряли сон и покой, и на губах у них порой выступала пена.

Юрулла была непреклонна: каждая из послушниц должна научиться ходить по мосту сновидений. Бледный мост — это место встречи. Это способ разгадывать тайны.

Дарилла покрылась потом, когда узнала, что ей предстоит путешествие.

Хранительница сказала:

— Что бы с тобой ни случилось, я тебя отыщу. Так что учись не бояться.

В первый раз Дарилла потерялась мгновенно — едва ступив на тропу и выпустив руку Юруллы. Она не успела опомниться, ничего не успела сказать, как ее затянуло в воронку. Чужие страхи тугими веревками сразу сдавили ей горло. А чьи-то чужие глаза сладострастно за этим следили. Так продолжалось мучительно долго. Только к утру путы сна ослабели, и Юрулла смогла разглядеть в их просветах Дариллу — дрожащую и хрипящую — и вытащила ее. И Дарилла потом еще несколько смен светил невольно хваталась за шею, когда на землю падала тень облаков.