— Если ты, сучка Грюнвальдская, не вспомнишь то, о чем я тебя спрашиваю, то я в одну секунду перекушу твою тощенькую шейку, и первым трупом во всей вашей фамильной истории окажешься ты! Ясно тебе, дура?!
Дженни испугалась, заплакала. Жалко ее было — сердце разрывалось! Но, повторяю, у меня не было другого выхода.
И снова приподнялась скатерть, и к нам заглянул Фридрих. Все-таки интуиция у него развита безукоризненно! Любой Кот может позавидовать.
Я тут же сделал вид, будто трахаю Дженни. А что мне оставалось делать? Тем более поза уже почти соответствовала...
Фридрих удивленно и уважительно сделал брови «домиком», пробормотал почему-то по-французски «Миль пардон...», опустил скатерть и вернулся наверх — в круг родных, друзей и врага.
— Ну?! — Я наложил свои клыки на шею Дженни. О, черт меня побери... Что же я делаю? Ну а если она действительно не помнит? Не губить же девку понапрасну? Да еще такую симпатягу!..
— Сейчас... Сейчас!.. Я, кажется, вспомнила... — всхлипывая, провякала полузадушенная Дженни. — Мы приплыли из Петербурга в Киль... Потом целый день ехали в Мюнхен. А о пропаже груза он узнал на следующий день, рано утром...
Теперь у меня не было никаких сомнений — Гельмут Хартманн, хозяин карликового пинчера дамского пола Дженни, муж Моники фон Тифенбах-Хартманн и зять САМОГО Фридриха фон Тифснбаха, был одним из главных «заказчиков» по переправке ста килограммов «нашего» кокаина из Петербурга в Мюнхен, а там — бог весть еще куда... Это он, Гельмут Хартманн, — один из тех, у кого руки по локоть в крови моего Водилы! Это на его совести должна лежать смерть нашего русского дурака шоферюги Лысого, ради нескольких тысяч вонючих долларов ввязавшегося в гнусную, убийственную авантюру!..
Это он виновен в том, что милая, худенькая еврейская мама Алика, эмигрировавшая из бывшего Советского Союза от Афганистана и Абхазии, от Карабаха и Грозного, мечтавшая уберечь единственного сына от всех наших грязных политических разборок, потеряла своего обожаемого Алика — холодного и профессионального убийцу — именно здесь, на такой благополучной, сытой и якобы цивилизованной земле...
* * *
Я облизывал с ног до головы испуганную, рыдающую Дженни, просил у нее прощения — дескать, все от нервов, все от нашего российского дурацкого неумения разрешать конфликтные ситуации путем мирных переговоров... Я даже клялся ей в вечной любви (?!), а у самого в башке билась одна мысль — не справиться мне одному со всей этой, хреновиной на ихней территории! Происходило бы это у нас на пустыре или вообще в Питере — другое дело. А тут, наверное, придется подключать полицию. Эх, Рэкса бы сейчас сюда, Рэкса!..
— Что же ты молчала до сих пор... милая? — как можно мягче спросил я у этой великосветской дурочки, в последнее мгновение заменив слово «кретинка» на слово «милая». — Владеть такой информацией!.. И спокойно сидеть и ждать у моря погоды... А если бы ты меня не встретила? Это же страшно подумать!
— Я знала, я знала, что обязательно встречу тебя!.. — восторженно пролепетала она и снова стала валиться на спину.
Но, поняв, что у меня сейчас нет никакого желания «слиться с ней в едином экстазе», как когда-то говорил Шура, перешла на совершенно деловой тон:
— Боже мой, Мартынчик! Ну подумай сам: кому я могу все это рассказать? С Людьми я не умею разговаривать, а этому болвану, к которому по настоянию врача меня все-таки водили на случку, — так ему бесполезно что-либо вообще говорить...
— Какому еще «болвану»? — удивленно спросил я.
— К такому же, как я, карликовому пинчеру — Принцу. И стоило это пятьсот марок! Представляешь себе?! Только потому, что у него выставочных медалей в сто раз больше, чем мозгов. Полный идиот! Кстати, к тому же — истерик и импотент. Я пыталась объяснить Монике, что она выбрасывает пятьсот марок на ветер, но она меня не поняла. Меня вообще никто, кроме тебя, Мартынчик, не понимает...
Придя в себя от испуга и неожиданности, Дженни еще что-то такое болтала, но я уже слушал вполуха.
В голове вертелись и переплетались в тугой клубок мысли о том, как защитить Фридриха...
...как уберечь Монику?..
...как связаться с полицейским Рэксом?..
...как, в конце концов, мягко выражаясь, нейтрализовать Хартманна и Мозера?..
— Скажи, пожалуйста, ты любишь Монику? — спросил я у Дженни.
— Что?.. — переспросила Дженни.
— Я спросил: любишь ли ты Монику? — разозлился я.
— Очень! — искренне воскликнула Дженни. — А Гельмута — видеть не могу!!!
Ох уж эти мне высокородно-экзальтированные особы! Проще надо быть, милые дамы, проще...
— Прекрасно, — сказал я. — А как ты относишься к Фридриху фон Тифенбаху?
— С грандиозным уважением!
— Узнай, где Гельмут хранит матрешку и пультик к ней, которые он привез из России. И упаси тебя Боже к ним притрагиваться! Поняла?
Дженни закивала своей изящной головкой. Ну как я мог пригрозить ей, что перекушу ее тоненькую прелестную шейку?! Господи, ну не сволочь ли я после этого?! Тьфу! Сам себе противен...
— Дженни, лапочка! И не затягивай, умоляю тебя...
— А как мне это тебе сообщить?
— Через пару дней я найду тебя сам.
— Аллес кляр! — сказала Дженни, что по-нашему, по-русски, означало «Все ясно!».
* * *
На обратном пути от «Тантриса» в Грюнвальд я мысленно попросил Фридриха приказать Мозеру не обгонять машину Моники и Гельмута. Мне хотелось увидеть их дом и запомнить к нему дорогу. Я же обещал Дженни, что наведаюсь к ним в ближайшее время...
... А потом, уже к ночи, когда мы с Фридрихом остались во всем доме только вдвоем, мы поднялись на лифте к спальне, у дверей которой стояла миска с чистой водой и было постелено сложенное в несколько раз клетчатое мягкое одеяло.
— Это для тебя, как ты и просил, — сказал мне Фридрих. — А теперь я хотел бы тебя кое-чему научить. Идем.
Мы прошли в спальню. Над прикроватным столиком с очками Фридриха, маленьким радиоприемником с часами, таблетками, книгой и бутылкой минеральной воды в стену был вмонтирован небольшой пульт с тремя кнопками величиной с пиджачные пуговицы.
Две кнопки, красная и голубая, были расположены в ряд и чуть выше третьей кнопки — желтой. Под желтой кнопкой в кружочке с кофейное блюдечко было высверлено штук сто маленьких дырочек — словно небольшое ситечко.
— Эта прелестная женщина, фрау Шрёдер, с гордостью говорила, что ты превосходно пользуешься дистанционным пультом управления телевизора. Сам включаешь, сам выключаешь, сам меняешь программы. Это верно?
— Да, — ответил я. — Верно и удивительно несложно.
— Превосходно! В таком случае мои объяснения будут предельно лаконичны. Красная кнопка — включение специальной системы полицейской охраны всего дома, сада, прилегающих служб, ограды, ворот и так далее... Вплоть до каждого окна в отдельности.